Меня благословил — старик Бажов.
Мудрец и сказочник, он был поэтом
и если даже не писал стихов,
то, видимо, в душе мечтал об этом.
А я испачкал уж тетради три
и, кроме всех попыток в малых формах
и разных записей из Емуртлы,
принес ему две сказки стихотворных.
Пришпоривший ершовского конька
и крепко помнивший “Царя Салтана”,
я чем-то все же пронял старика,
он что-то там увидел, как ни странно.
За подражательностью возрастной,
за жалкой мишурою вундеркиндства
он угадал еще какой-то слой,
где тоненький росток укоренится.
Он долго-долго мне глядел в глаза,
как будто в них все было, а не в тексте.
И строгий голос “Не бросай! Нельзя!”
словно сегодня слышу, а не в детстве.
Давным-давно я сказки эти сжег,
а честолюбье детское угасло.
Но убежденно утверждал Бажов:
“Работай дальше! Под конец — удастся!”