Овидий — Послание Париса Елене и ее ответ: Стих

ПАРИС — ЕЛЕНЕ

Сын При­а­ма, к тебе обра­ща­юсь я, к доче­ри Леды,
Если толь­ко сама это ты мне раз­ре­шишь
Выска­зать все? — Или пла­мя мое не нуж­да­ет­ся в речи
И про­тив воли моей всем уж замет­но оно.
Я бы хотел его скрыть, дождав­шись бла­жен­но­го часа,
Часа, когда не долж­на радость от стра­ха дро­жать,
Но при­тво­ря­юсь я пло­хо, как все, кто стра­стью охва­чен,
Пла­мя само выда­ет тех, кто пыла­ет огнем.
Если ты хочешь услы­шать, как все это я назы­ваю,
Корот­ко опре­де­лю сло­вом одним: «Я горю!»
О про­сти, я про­шу, не читай это с ликом суро­вым,
Будет досто­ин он пусть див­ной тво­ей кра­соты.
Мне при­ят­но уж то, что пись­мо мое при­ня­ла ты,
Это надеж­ду дает, что не отверг­нешь меня.
Ведь не напрас­но, я верю, меня сама убеж­да­ла
Мать Аму­ра к тебе в Спар­ту напра­вить свой путь.
Знай, что боже­ст­вен­ной воле послу­шен я был (облег­ча­ет
Это про­вин­ность твою!). Мой вдох­но­ви­тель велик!
Я награ­ды не малой про­шу, но награ­ды закон­ной,
Ведь Кифе­рея сама мне обе­ща­ла тебя.
От Сигей­ско­го бре­га корабль Пери­кле­са работы
Плыл по ковар­ным морям, воле послу­шен ее.
Вет­ры были попут­ны, при­ят­ны лег­кие бри­зы,
Все покор­ны моря ей, что из волн роди­лась.
Пусть же как море сми­ря­ет, сми­рит и огонь в моем серд­це,
В порт и жела­нья мои, как мой корабль, при­ведет!
Страсть с собой я при­вез, не здесь она вспых­ну­ла, верь мне,
Ей под­чи­ня­ясь, дерз­нул в дол­гий пустить­ся я путь.
Нет, не буря сюда, не слу­чай­ность корабль мой при­би­ла,
Путь к Тенар­ской зем­ле твер­до мой корм­чий дер­жал.
Так­же не думай, что я това­ры везу для про­да­жи
(Боги да сохра­нят мне все богат­ства мои!).
И не как празд­ный турист, в горо­да стре­мя­щий­ся гре­ков,
Я при­ехал (в моей Трое пыш­ней горо­да!).
Ты мне желан­на, тебя обе­ща­ла зла­тая Вене­ра,
Я тебя полю­бил, преж­де чем встре­тил тебя.
В серд­це (невидан­ный преж­де) царил без­раздель­но твой образ,
Сла­ва ко мне донес­ла весть о тво­ей кра­со­те.
Так пове­ле­ла судь­ба. Не пытай­ся с нею бороть­ся,
Выслу­шай луч­ше, про­шу, этот прав­ди­вый рас­сказ:
Я не родил­ся еще, запозда­ли тяже­лые роды
(Груз носи­ла с трудом мать моя, стра­ха пол­на),
Виде­ла в сон­ном виде­ньи, что вме­сто мла­ден­ца рож­да­ет
Факел горя­щий она, гроз­ный бро­саю­щий свет.
В ужа­се, с ложа под­няв­шись, дро­жа от стра­ха ноч­но­го,
К стар­цу При­аму идет, он обра­тил­ся к жре­цам.
Те веща­ют: сго­рит от Пари­со­ва пла­ме­ни Троя —
Этот-то пла­мень люб­ви жжет мое серд­це теперь.
Пре­лесть, живость души, хоть я и казал­ся пле­бе­ем, —
Все обли­ча­ло во мне кровь бла­го­род­ных царей.
Есть укром­ное место в доли­нах Иды леси­стой,
Где тем­но от дубов древ­них и нету дорог,
Там ни овца, ни коза, что любит взби­рать­ся на ска­лы,
Там ни мед­лен­ный бык щед­рой не щип­лет тра­вы.
Влез­ши на дере­во, я смот­рел оттуда на кры­ши
Трои и на про­стор моря, синев­ший вда­ли.
Вдруг пока­за­ло­ся мне, что зем­ля от шагов задро­жа­ла
(Прав­да это, хотя труд­но пове­рить в нее).
Вот сто­ит предо мной, при­мчав­шись на кры­льях лету­чих,
Внук Атлан­та и сын Майи — одной из пле­яд.
(Боги поз­во­ли­ли мне увидать и поведать об этом.)
Он золо­той каду­цей неж­ной рукою дер­жал.
Гера с Пал­ла­дой, за ними Вене­ра лег­ко высту­па­ла,
Неж­ной ногою топ­ча све­жую зелень тра­вы.
Я от стра­ха застыл. Под­ня­лись воло­сы дыбом.
«Будь спо­ко­ен, — ска­зал вест­ник, ко мне обра­тясь. —
Дол­жен кра­су оце­нить ты, богинь при­ми­рить меж собою,
Выбрать, какая из них всех пре­взо­шла кра­сотой,
Это Юпи­те­ра воля!» Про­мол­вил и к небу под­нял­ся
Пря­мо к дале­ким звездам свет­лым воздуш­ным путем.
С духом собрав­шись, о стра­хе забыв, вни­ма­тель­ным взглядом
Стал я кра­су изу­чать каж­дой, почте­ния полн.
Все они были рав­но хоро­ши, и, став их судьею,
Я жалел, что не мог каж­дую пер­вой при­знать.
Прав­да, тогда уже мне одна из них нра­ви­лась боль­ше,
Та, что вну­ша­ет любовь; все обе­ща­ли дары:
Цар­ство — Юно­на, воен­ную доб­лесть — Афи­на Пал­ла­да,
Я раз­мыш­ляю: хочу ль вла­сти и сла­вы в бою.
С пре­ле­сти пол­ной улыб­кой Вене­ра: «Поду­май! — ска­за­ла. —
Мно­го опас­ных тре­вог эти подар­ки сулят.
Я же любовь тебе дам, дочь Леды пре­крас­ная снидет
Пря­мо в объ­я­тья твои, мать пре­взой­дя кра­сотой».
Так ска­за­ла она, и был ее дар дра­го­це­нен,
Всех победив, под­ня­лась к небу, сияя кра­сой.
Тут смяг­чи­лась судь­ба и моя, появи­лись при­ме­ты,
Ста­ло извест­но, что я отпрыск При­а­ма царя.
Радо­стен дом наш, най­дя царе­ви­ча после раз­лу­ки.
Празд­ник этот теперь празд­ну­ет Троя все­гда.
Как к тебе я стрем­люсь, так ко мне тро­ян­ские девы,
Ты вла­де­ешь одна тем, что жела­ют они.
И не знат­ные толь­ко царев­ны и доч­ки геро­ев,
Даже ним­фы — и те ищут сою­за со мной.
Все мне, одна­ко, про­тив­ны, с тех пор как яви­лась надеж­да
Стать тво­им жени­хом, Тин­да­ра слав­ная дочь.
Образ твой вижу я днем и ночью, в меч­тах ты вита­ешь
В час, когда очи мои ско­ва­ны сумрач­ным сном.
Как воз­не­сешь­ся теперь ты, люби­мая мною заоч­но!
Жег меня пла­мень, но был он от меня дале­ко,
Я не мог пре­да­вать­ся пустой надеж­де, пустил­ся
В путь по лазур­ным морям, стра­сти сво­ей поко­рясь.
Пали тро­ян­ские сос­ны под ост­рой фри­гий­ской секи­рой,
Сос­ны, так нуж­ные мне, чтобы постро­ить корабль,
Всех лиши­лась лесов и Гар­га­ра, толь­ко на Иде
Я нашел нако­нец мно­же­ство нуж­ных ство­лов.
Гнут уже гиб­кие сос­ны для осто­ва быст­ро­го суд­на,
Вот готов уж и бок для искрив­лен­ной кор­мы,
Ста­вим креп­ле­нья и мач­ты для пару­са и укра­ша­ем
Изо­бра­же­ньем богов пест­рых кри­вую кор­му.
Но на моем кораб­ле с Купидо­ном-маль­чи­ком рядом
Та боги­ня сто­ит, что обе­ща­ла мне брак.
Кон­чив работу, тот­час при­ка­зал я от пор­та отча­лить
И по эгей­ским вол­нам к даль­ним поплыть бере­гам.
Молят мать и отец, чтоб от пла­ва­нья я отка­зал­ся,
Бла­го­че­сти­вой моль­бой мой замед­ляя отъ­езд,
Тут и Кас­сандра — сест­ра, рас­пу­стив свои косы по вет­ру,
В то мгно­ве­нье, когда корм­щик отча­лить хотел,
«Мчишь­ся куда? — закри­ча­ла. — С собой при­ве­зешь нам пожар ты,
Ищешь како­го огня в водах, не зна­ешь ты сам!»
Прав­ду она гово­ри­ла, нашел я пред­ска­зан­ный пла­мень, —
Вот он, он в неж­ной груди гроз­но пыла­ет сей­час.
В порт я вхо­жу, гони­мый попут­ным вет­ром, всту­паю
В зем­лю, ним­фа, где ты, о Эбо­лида, царишь,
Муж твой как гостя меня при­ни­ма­ет, и, я пола­гаю,
Что не без воли богов госте­при­и­мен он был.
По Лакеде­мо­ну он про­вел меня и пока­зал мне
Все, что досто­ин узреть каж­дый при­ез­жий турист.
Я же, кто мно­гое знал о тво­ей кра­со­те несрав­нен­ной,
Был без­раз­ли­чен к тому, что он пока­зы­вал мне.
Толь­ко увидел тебя, и серд­це, как мне пока­за­лось,
Затре­пе­та­ло от чувств, преж­де неве­до­мых мне.
У Кифе­реи самой лицо такое же было
В час, как яви­лась она пере­до мной на суде.
Если б при­шла ты сама на суд этот, то сомне­ва­юсь,
Что победу тогда я б при­судил не тебе.
Сла­ва тво­ей кра­соты извест­на повсюду на све­те,
Нет стра­ны ни одной, где б не зву­ча­ла она.
Ни во Фри­гии даль­ней, ни там, где солн­це вос­хо­дит,
Ты ни одной не най­дешь рав­ной по сла­ве тебе.
Верь мне, ничтож­на люд­ская мол­ва по срав­не­нию с прав­дой.
Кажет­ся ложью она, если взгля­нуть на тебя.
Боль­ше в тебе нахо­жу я, чем то, что обе­ща­но сла­вой.
И пре­вос­хо­дит твоя пре­лесть люд­скую мол­ву.
Мож­но Тезея понять, свер­шив­ше­го подви­гов мно­го,
Он — вели­кий герой — пер­вый похи­тил тебя.
Видел, как ты, по обы­чаю Спар­ты, нагая в пале­ст­ре,
Средь обна­жен­ных юнцов сорев­но­ва­лась в прыж­ках.
Я пони­маю, что он похи­тил тебя, удив­ля­юсь,
Что воз­вра­тил, ведь он мог веч­но тобой обла­дать.
Преж­де падет голо­ва с моей окро­вав­лен­ной шеи,
Чем из спаль­ни моей будешь похи­ще­на ты.
Это тебя-то посме­ют, раз­жав­шись, выпу­стить руки!
Это я потерп­лю, чтоб меня бро­си­ла ты!
Так отдай­ся же мне! Узна­ешь вер­ность Пари­са,
Лишь погре­баль­ный костер пла­мя пога­сит мое!
Цар­ствам тебя пред­по­чел я, кото­рые мне обе­ща­ла
Зев­са супру­га сама — мощ­ная Зев­са сест­ра.
Ради объ­я­тий тво­их я отверг обе­ща­нье Пал­ла­ды
Доб­лест­ным сде­лать меня, непо­беди­мым в боях,
Я не жалею об этом, безум­цем себя не счи­таю,
Тверд в реше­нье сво­ем, верен жела­ньям моим.
Ты достой­на всех жертв, что тебе я при­нес, умо­ляю,
Дай наде­ять­ся мне на бла­го­склон­ность твою.
Про­сит сою­за с тобой не бес­слав­ный муж и без­вест­ный,
Ты не будешь крас­неть, став­ши супру­гой моей.
Есть средь пред­ков моих зна­ме­ни­тых с Пле­ядой Юпи­тер,
Мно­го есть и дру­гих, мень­ших, чем эти, богов.
Азии царь мой отец, пре­крас­ней­шей части все­лен­ной,
Лишь с трудом обой­ти мож­но гра­ни­цы ее,
Мно­го там горо­дов, свер­каю­щих золо­том кро­вель.
Хра­мы. Рос­кош­ны они, выс­шим любез­ны богам.
На Или­он поди­вишь­ся, в вен­це из башен высо­ких,
Лирой сво­ей Апол­лон их над зем­лею воз­двиг.
Что о тол­пе мне ска­зать мно­го­люд­ной, о празд­нич­ной жиз­ни,
Как толь­ко дер­жит зем­ля тяжесть лику­ю­щих толп!
Все навстре­чу к тебе побе­гут тро­ян­ские жены,
Могут едва их вме­стить атрии наших домов.
О, как часто ты ска­жешь: «Бед­на Аха­ия наша,
Все богат­ства ее дом тро­ян­ский вме­стит».
Но не хочу я Спар­ту хулить, столь скром­ную вашу,
Счаст­ли­ва эта зем­ля тем, что роди­ла тебя.
Да, бед­на она очень, ты ж рос­ко­ши пыш­ной достой­на,
Город этот ней­дет к пре­ле­сти гор­дой тво­ей.
Лик твой ухо­да досто­ин, он тре­бу­ет мазей тон­чай­ших,
Самых изыс­кан­ных средств для под­дер­жа­нья кра­сы.
Если всмот­ришь­ся ты в одеж­ды при­плыв­ших со мною
Спут­ни­ков, то лишь пред­ставь жен­щин наших наряд!
Будь же ко мне бла­го­склон­на, фри­гий­ца, молю, не отверг­ни.
В скром­ной Терапне, вбли­зи Спар­ты роди­ла­ся ты,
Фри­гии я уро­же­нец. Но тот, кто боже­ст­вен­ный нек­тар
Ныне богам пода­ет, так­же из Фри­гии был.
Был фри­гий­цем Тифон, супруг Авро­ры, похи­щен
Был он боги­ней, чья власть ночь застав­ля­ет уйти,
И Анхиз, нако­нец, фри­гий­цем был — радость Вене­ры,
Тот, с кем дели­ла она ложе в Идей­ских горах.
И не думаю я, что, срав­нив Мене­лая со мною,
Ты его пред­по­чтешь юной моей кра­со­те,
Тестем тебе бы не дал я того, кто тьмой покры­ва­ет
Солн­це, чьи кони дро­жат, пир нече­сти­вый узрев.
Нет у При­а­ма отца, что убий­ст­вом тестя запят­нан,
Нет нече­стив­ца, о ком Мир­та­ла море шумит.
Пред­ок мой не хва­та­ет, в сти­гий­ских водах погру­жен­ный,
Яблок, и жаж­да его рядом с водой не томит.
Но несерь­ез­но все это! Раз их пото­мок — супруг твой,
Царь богов при­нуж­ден тестем при­вет­ли­вым быть.
О пре­ступ­ле­ние! Тот, кто тво­их ночей недо­сто­ин
Дер­жит в объ­я­тьях тебя, счаст­лив любо­вью тво­ей,
Я же вижу тебя лишь тогда, когда пир при­готов­лен,
И обиды терп­лю даже и здесь за сто­лом.
Пусть вра­гам доста­ют­ся пиры, подоб­ные этим,
Миг, когда пода­ют вина души­стые нам.
Госте­при­им­ство пре­тит, когда на гла­зах моих этот
Гру­бый муж твой тебя дер­жит в объ­я­тьях сво­их.
Рев­ность бушу­ет моя (поче­му не ска­зать мне всю прав­ду!),
Если, сал­фет­кой при­крыв, пле­чи он гла­дит твои.
Часто целу­е­тесь вы откры­то, гостей не стес­ня­ясь.
Кубок хва­таю, чтоб им отго­ро­дить­ся от вас.
Мень­ше стес­ня­е­тесь вы, а я гла­за опус­каю,
И застре­ва­ет еда в сдав­лен­ном гор­ле моем.
Я сто­нать начи­наю, и ты, ковар­ная, слы­шишь,
Я заме­чаю, что ты сме­ха не можешь сдер­жать.
Чув­ства свои я в вине уто­пить пыта­юсь, но тщет­но,
Толь­ко силь­нее огонь в вин­ном пыла­ет огне,
То отвер­нуть­ся хочу я и голо­ву вниз опус­каю,
Но при­вле­ка­ешь к себе жад­ные взо­ры мои.
Как же мне быть? Как смот­реть на все, что серд­це тер­за­ет,
Но не страш­нее ль еще вовсе не видеть тебя!
Сколь­ко в силах, борюсь я, пыта­ясь скрыть свои муки,
Но это вид­но, нет сил пла­мя мое ута­ить.
Я мол­чу, но ты зна­ешь, ты все за сто­лом заме­ча­ешь.
О, если б толь­ко одна ты это видеть мог­ла!
О, сколь­ко раз, сколь­ко раз сдер­жать я рыда­нья пытал­ся,
Чтоб не ста­рал­ся твой муж выведать тай­ну мою,
Или, как буд­то спья­на, о чужой я рас­ска­зы­вал стра­сти,
Со вни­ма­ньем следя, как меня слу­ша­ешь ты.
Я о себе гово­рил, скры­ва­ясь под име­нем лож­ным,
Был геро­ем я сам пове­сти этой моей.
Пья­ным я при­тво­рял­ся, чтоб мне язык раз­вя­за­ло,
Это сме­лость дает, мож­но при­ли­чье забыть.
Пом­ню, туни­ка твоя рас­пах­ну­лась и грудь обна­жи­ла,
Тут увидеть я смог пре­лесть тво­ей наготы[],
Сне­га белей твоя кожа и лебедя перьям подоб­на,
Пти­цы, кото­рою стал к Леде спу­стив­ший­ся бог.
От вос­хи­ще­нья застыл я, а кубок дер­жал в это вре­мя,
Руч­ка рез­ная была, выскольз­нул кубок из рук.
Цело­ва­ла ли ты свою дочь Гер­ми­о­ну, пуб­лич­но
С уст ее неж­ных я пил след поце­лу­ев тво­их,
То вос­пе­вал, воз­ле­жа, я любовь зна­ме­ни­тых геро­ев,
Изред­ка зна­ка­ми вел тай­ный с тобой раз­го­вор,
И к слу­жан­кам тво­им люби­мым, Кли­мене и Эфре,
Я обра­щал­ся с моль­бой неж­ной, вол­не­ние скрыв,
С робо­стью мне отве­ча­ли уклон­чи­во и пре­ры­ва­ли
Речь свою, чтобы уйти быст­ро, поки­нув меня.
О, если б боги тому, кто всех победил в состя­за­нье
Дали в награ­ду тебя, ложем тво­им награ­див,
Как Гип­по­мен, победив Ата­лан­ту в беге кры­ла­том,
Он — фри­ги­ец, ее к серд­цу при­жал сво­е­му,
Так сви­ре­пый Алкид сло­мал рога Ахе­лою,
Доби­ва­ясь тво­ей, о Дея­ни­ра, люб­ви.
Я бы их всех пре­взо­шел, и ты бы смог­ла убедить­ся
В том, что ради тебя подвиг готов я свер­шить.
Вре­мя дру­гое теперь, и мне, увы, оста­ет­ся
Толь­ко, коле­ни обняв, слез­но молить о люб­ви.
Жиз­ни кра­са ты, ты — сла­ва живая двух бра­тьев вели­ких,
Стать супру­гой мог­ла б Зев­са, но ты его дочь.
Или мужем тво­им вер­нусь я в гавань Сигея,
Или изгнан­ни­ком здесь, в этой погиб­ну зем­ле.
Рана моя глу­бо­ка, не толь­ко задет я стре­лою,
Нет! Насквозь мне прон­зил серд­це жесто­кий Амур.
То, что буду я ранен стре­лой небес­ной (ты пом­нишь?)
Мне пред­ска­за­ла сест­ра — вест­ни­ца воли богов.
Так побой­ся, Еле­на, любовь отверг­нуть такую,
Важ­но уве­рен­ной быть в бла­го­во­ле­нье богов.
С гла­зу на глаз ска­жу, хоть пол­на голо­ва моя пла­нов,
Ночью тем­ной меня тай­но на ложе при­ми!
Иль ты сты­дишь­ся пра­ва нару­шить Вене­ры закон­ной,
Свя­тость бра­ка поправ, ложу бес­че­стье нанесть?
Как дере­вен­ские девы, ты, пра­во, наив­на, Еле­на,
Труд­но хра­нить чистоту тем, кто пре­кра­сен, как ты!
Или свой лик изме­ни, или быть пере­стань непри­ступ­ной,
Ведь чистота с кра­сотой веч­ную бит­ву ведут.
Это­му рад сам Юпи­тер, сме­ет­ся над этим Вене­ра,
Ты же, Еле­на, сама — плод неза­кон­ной люб­ви.
Если наследие ты полу­чи­ла от пред­ков вели­ких,
Можешь ли, Леди­на дочь, ты цело­муд­рен­ной быть.
Будешь такой ты со мной, супру­гой став моей в Трое,
Там-то при­чи­ной измен буду один толь­ко я.
Так согре­шим же теперь, в ожида­нии это­го бра­ка,
Если Вене­ре самой можем дове­рить­ся мы.
Раз­ве не к это­му нас твой муж скло­нил, пору­чив­ши
Гостя заботам тво­им, сам же поки­нул свой дом,
Выбрать он вре­мя дру­гое не мог, отпра­вив­шись к Кри­ту,
О, как изыс­кан в сво­их хит­ро­стях твой Мене­лай!
Он, уез­жая, ска­зал: «Заботы о госте идей­ском
Я пору­чаю тебе, будь ему вме­сто меня!»
Ты же при­каз нару­ша­ешь, ска­жу я, отплыв­ше­го мужа,
Я заботы тво­ей не ощу­щаю совсем.
Уж не счи­та­ешь ли ты, что муж твой, вку­са лишен­ный,
Может понять и ценить пре­лесть тво­ей кра­соты?
Ты оши­ба­ешь­ся, мог бы, тебя высо­ко почи­тая,
Вве­рить твою кра­соту гостю, уехав­ши сам?
Даже если ты хочешь мои отверг­нуть моле­нья,
Преж­де поду­май, долж­ны ль мы упу­стить этот миг.
Глу­пость сде­ла­ем мы такую, какую он сде­лал,
Если без поль­зы прой­дет вре­мя, что он нам отвел.
Сам сво­и­ми рука­ми к тебе меня он под­во­дит,
Как же пло­ды не пожать этой его про­стоты!
Груст­но поко­ишь­ся ты на ложе в дол­гие ночи,
Так оди­но­ко и я ночи свои про­во­жу.
Сча­стье, какое мог­ло бы свя­зать нас с тобой в это вре­мя,
Блес­ком затми­ла бы ночь самый свер­каю­щий день,
Я бы поклял­ся тогда бога­ми, каки­ми захо­чешь,
И за тобой повто­рять клят­вы любов­ные стал.
Вот тогда, если толь­ко надеж­да меня не обманет,
Сам тебе пред­ло­жу в Трою со мною отплыть.
Если ты будешь боять­ся по соб­ст­вен­ной воле со мною
Роди­ну бро­сить, вину я воз­ло­жу на себя.
Ста­нут при­ме­ром Тезей и бра­тья твои Дио­с­ку­ры,
Ну, какой же при­мер был бы доро­же тебе!
Вслед за Тезе­ем они увез­ли Или­а­ру и Фебу,
Сле­дуя тем же путем, ста­ну чет­вер­тым средь них.
Ждет тро­ян­ский наш флот, людей и ору­жия пол­ный,
Вес­ла и ветер лег­ко нас поне­сут по вол­нам,
Шест­во­вать будешь цари­цей по всем горо­дам дар­да­ний­ским.
Слов­но боги­ню народ чест­во­вать будет тебя.
Всюду при встре­че кру­гом бла­го­во­ния ста­нут курить­ся,
Зем­лю кро­ва­вой стру­ей жерт­вен­ный бык оро­сит.
Сам отец мой и бра­тья, и все или­он­ские жены,
Сест­ры и мать засы­пать ста­нут дара­ми тебя.
Но лишь ничтож­ную часть опи­сать могу я сло­ва­ми,
Кра­соч­ность этих тор­жеств речью нель­зя пере­дать.
И не бой­ся, что будут вой­ной нам мстить за изме­ну,
Гре­ция мощ­ная клич бро­сит и рать собе­рет.
Кто и когда воз­вра­щал ору­жьем похи­щен­ных жен­щин!
Верь мне, пустой это страх, не дове­ряй­ся ему.
Дочь Эрех­тея фра­кий­цы похи­ти­ли в дар Акви­ло­ну,
Но в Бисто­нии в час этот кипе­ла вой­на,
Дочь Ээта на судне, невидан­ном преж­де, похи­тил
Сам Ясон, но вой­ны не объ­яви­ли ему[].
Да и тебя, Мино­ида, увез Тезей, как извест­но,
Но к войне не при­звал кри­тян могу­чий Минос.
Страх обыч­но быва­ет силь­ней опас­но­стей самых,
Стыд­но людям потом от мало­ду­шия их.
Если ты даже пред­ста­вишь, что вдруг вой­на раз­ра­зит­ся,
Доб­лесть есть у меня, гибель­ны стре­лы мои.
Азия вашей зем­ли не сла­бее, в ней вои­нов мно­го,
Мно­го коней бое­вых, мно­го вели­ких вождей.
Сам Атрид Мене­лай не храб­рее, верь мне, Пари­са,
И ору­жьем сво­им не пре­взой­дет он меня.
Маль­чи­ком быв, побеж­дал я вра­гов, воз­вра­щал себе ста­до,
Имя мое «Алек­сандр» — зна­чит «защит­ник мужей»,
Маль­чи­ком мог пре­взой­ти я в играх воин­ст­вен­ных мно­гих,
Или­о­нея, а с ним и Деи­фо­ба сра­жал.
И не думай, что я не стра­шен вра­гам моим, стре­лы
Мне под­власт­ны, все­гда цель пора­жа­ют они.
Муж твой с юным Пари­сом не смо­жет, конеч­но, срав­нять­ся,
Хоть он — Атрид, но меня он не силь­нее в бою.
Пусть он всем зна­ме­нит, но Гек­тор был моим бра­том,
Гек­тор, что равен один мно­же­ству гре­че­ских войск!
Доб­лесть моя неиз­вест­на тебе, и в нее ты не веришь,
Мужа, чьей будешь женой, ты не уме­ешь ценить.
Я утвер­ждаю, что или никто вой­ны не раз­вя­жет,
Если ж раз­вя­жут, падут гре­ки, сра­жен­ные мной.
Нет, за такую супру­гу вой­на не будет позор­на,
Ведь за вели­кую цель бит­вы ведут­ся все­гда.
Если кро­ва­вой вой­ны ты ста­нешь при­чи­ной, Еле­на,
То до потом­ков дой­дет слав­ное имя твое.
Толь­ко б надеж­да на это боязнь твою побо­ро­ла
И, уплыв­ши со мной, ты бы вер­на мне была.

ЕЛЕНА — ПАРИСУ

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Раз уж посла­нье твое мои гла­за оскор­би­ло,
Чести не вижу боль­шой не отве­чать на него.
Госте­при­им­ства зако­ны дерз­нул ты, при­ез­жий, нару­шить
И жену соблаз­нить, свя­тость бра­ка поправ.
Вот для чего ты при­плыл, гони­мый мор­ски­ми вет­ра­ми,
В зем­лю нашу и в порт бла­го­по­луч­но вошел.
И хоть из даль­них кра­ев при­плыл ты, но мы не закры­ли
Две­ри двор­ца и в чер­тог цар­ский впу­сти­ли тебя.
Веро­лом­ство твое награ­дою было за это.
Был ли ты дру­гом, иль враг к нам веро­лом­ный всту­пил?
Не сомне­ва­юсь я в том, что то, о чем гово­рю я,
Жало­бой глу­пой сочтешь, столь же наив­ной, как я.
Да, я про­ста и наив­на, пока вер­на и стыд­ли­ва,
Жизнь без­упреч­на моя, не в чем меня упрек­нуть,
Если мой лик не печа­лен и если сидеть не при­вык­ла
Я с суро­вым лицом, бро­ви насу­пив свои,
Это не зна­чит, что жизнь мою мол­ва запят­на­ла
И о свя­зи со мной кто-нибудь может бол­тать.
Вот поче­му удив­ля­ет меня твое дерз­но­ве­нье,
То, что надеж­ду тебе в пол­ном успе­хе дает.
Раз Тезей — внук Неп­ту­на решил меня силой похи­тить,
Так поче­му бы тебе тем же путем не пой­ти?
Если бы я согла­си­лась похи­щен­ной быть, то, конеч­но,
Пала б вина на меня, но ведь про­ти­ви­лась я.
Если б пле­ни­лась я им, то тогда бы была вино­ва­та,
Но не нуж­но б тогда было меня похи­щать!
Не полу­чил он того, к чему стре­мил­ся, похи­тив,
И отде­ла­лась я толь­ко испу­гом одним.
Поце­ло­вал он меня, но и в этом был он уме­рен,
Это все, в осталь­ном я оста­ва­лась чиста.
Я вер­ну­лась невин­ной, он был бла­го­род­но воз­дер­жан,
Даже каял­ся в том, как он со мной посту­пил.
Да, сты­дил­ся Тезей, но доро­гу открыл для Пари­са,
Чтоб мое имя все­гда было у всех на устах.
Все ж на тебя не сер­жусь (на любовь кто же может сер­дить­ся!),
Если толь­ко твоя истин­на жар­кая страсть.
Не пото­му сомне­ва­юсь, что мало верю тебе я,
Мне ведь извест­на самой пре­лесть моей кра­соты,
Знаю при этом, как вы измен­чи­вы к жен­щи­нам юным,
Знаю, что вашим сло­вам верить опас­но для нас.
«Но под­да­ют­ся дру­гие лег­ко на речи такие,
Ред­ко мат­ро­ны вер­ны». Ред­кой могу быть и я!
Кажет­ся, пишешь ты так, что мать — достой­ный при­мер мне,
Чтобы меня убедить стыд мой и вер­ность забыть.
Жерт­ва обма­на она, дур­ную с ней шут­ку сыг­ра­ли,
В перья оде­тым пред ней страст­ный влюб­лен­ный пред­стал,
Мне же нечем при­крыть веро­лом­ство, и я без­за­щит­на,
Нет ниче­го, чтоб мог­ло флё­ром посту­пок мой скрыть.
Мате­ри страсть почет­на была и оправ­да­на богом,
Дал Юпи­тер и мне сча­стье — ее полю­бив.
Хва­ста­ешь пред­ка­ми ты, име­на царей назы­ва­ешь,
Пред­ка­ми дом наш велик, пра­во, не мень­ше, чем твой.
Пусть умол­чу я о Зев­се, о пред­ке тестя, о мно­гих
Слав­ных, о Леды отце, Пелоп­се и о дру­гих.
Леда в отцы мне дала Юпи­те­ра, лебедем став­ши,
Стал он супру­гом ее, к лону при­жав сво­е­му,
Что ж после это­го зна­чат все пред­ки твои, все фри­гий­цы,
Сам При­ам, вме­сте с ним даже и Лао­медон!
Став­лю я их высо­ко, но тот, кого чис­лишь ты пятым[],
Пер­вым могу я назвать в роде вели­ком моем.
Верю, что власть вели­ка твоя над бога­той стра­ною,
Все же и наша зем­ля не усту­па­ет тво­ей.
Троя пусть бле­щет богат­ст­вом, пол­на тол­пою наряд­ной,
Все же ее не могу вар­вар­ской я не назвать.
Ты мне в пись­ме обе­ща­ешь такое оби­лье подар­ков,
Что соблаз­ни­ли б они даже вели­ких богинь.
Если все же риск­ну сознать­ся в том откро­вен­но,
Толь­ко сам ты, ты сам можешь меня соблаз­нить.
Или же я сохра­ню навсе­гда свою доб­ро­де­тель,
Или тебя пред­по­чту всем тво­им щед­рым дарам.
Их пре­зи­рать не хочу, ведь тот, кто их пред­ла­га­ет,
Тот, кто подар­ки дарит, сам дра­го­цен­нее их.
Все же важ­нее все­го, что ты любишь, что ради меня ты
Подвиг готов совер­шить, с бурей сра­жал­ся в морях.
То, как вел ты себя за сто­лом, о дерз­кий, замет­но
Было и мне, и с трудом смех я ста­ра­лась сдер­жать.
Ты смот­рел на меня гла­за­ми жад­ны­ми, тяж­ко
Вдруг взды­хать начи­нал, кубок вне­зап­но хва­тал,
Пил с того края, где след от губ моих оста­вал­ся,
Тай­ные зна­ки потом дер­зост­но мне пода­вал.
Ах, сколь­ко раз заме­ча­ла дви­же­нья тай­ные паль­цев
Или взле­тев­ших бро­вей крас­но­ре­чи­вую речь.
Как я боя­лась, чтоб муж не заме­тил игры тво­ей дерз­кой!
Как я крас­не­ла! Была слиш­ком замет­на игра.
Часто шепотом, часто чуть слыш­но я повто­ря­ла:
«Как он бес­сты­ден!» И был мой при­го­вор спра­вед­лив.
С краю сто­ла, где имя мое обо­зна­че­но было,
Вывел ты сло­во «люб­лю», вывел за пиром вином.
Я ста­ра­лась не видеть, я дела­ла вид, что не верю.
Как ужас­но, что стал этот язык мне зна­ком!
Вот (уж, если на долю мне выпа­ло быть соблаз­нен­ной)
Этот язык мог скло­нить серд­це и стыд пода­вить.
Да, при­зна­юсь, кра­сотой изне­жен­ной бле­щет твой облик,
Можешь любую лег­ко воле сво­ей под­чи­нить,
Пусть же дру­гая, чиста и невин­на, счаст­ли­ва будет,
Чем, нару­шив закон, я пре­ступ­ле­нье свер­шу.
Так на при­ме­ре моем научишь­ся ты воз­дер­жа­нью,
Как пре­крас­но уметь чув­ства уму под­чи­нять!
Мно­го юно­шей есть, стре­мя­щих­ся к цели такой же,
Но не дер­за­ют. Кра­су видит не толь­ко Парис!
Видишь ты то, что дру­гие, но дер­зость твоя без­гра­нич­на,
Чув­ства твои не силь­ней, но изво­рот­ли­вей ум.
Было б желан­нее мне, когда бы при­плыл ты в то вре­мя,
Как оса­жда­ла меня, юную, рать жени­хов.
Если б тогда я тебя увида­ла, то всем пред­по­чла бы,
И одоб­рил тогда выбор мой даже сам муж.
После того, как испы­та­ны мною все радо­сти. Позд­но
Ты появил­ся, дру­гой мною вла­де­ет теперь.
О, я про­шу, пере­стань вол­но­вать мое серд­це реча­ми,
Не огор­чай меня, ты, ты, полю­бив­ший меня!
Дай мне спо­кой­но идти по мне отведен­ной доро­ге
И не тре­буй, чтоб я свой опо­зо­ри­ла брак.
Но ведь Вене­ра сама дала тебе обе­ща­нье
Там, в Идей­ских горах, вме­сте с дру­ги­ми дву­мя.
Цар­ство сули­ла одна, воен­ную сла­ву дру­гая,
Третья: «Леди­на дочь будет супру­гой тебе!»
Я сомне­ва­юсь, по прав­де, что сами боги­ни Олим­па
В судьи сво­ей кра­соты выбрать реши­ли тебя.
Прав­да может и есть здесь, но вымы­сел в том, что Вене­ра
Пообе­ща­ла меня в дар за реше­нье твое.
Нет, не столь я пре­крас­на, не так в кра­соту свою верю,
Чтобы боги­ня меня даром высо­ким сочла.
Мне доволь­но того, что смерт­ным кажусь я пре­крас­ной,
Гнев все­выш­них навлечь может Вене­ры хва­ла.
Но не спо­рю ни с чем, меня раду­ет все, что ска­зал ты,
Да и зачем отри­цать то, что желан­но душе!
Ты не сер­дись, я про­шу, если верю с трудом в твои речи,
Вещи вели­кие нам труд­но тот­час же понять.
То, что я нрав­люсь Вене­ре, мне радост­но, радость дру­гая
В том, что кажусь я тебе выс­шей награ­дой трудов.
Ты меня пред­по­чел дарам Юно­ны с Пал­ла­дой,
Слух о моей кра­со­те был дра­го­це­нен тебе.
Зна­чит, я для тебя и доб­лесть, и цар­ства заме­на,
Чтобы отверг­нуть тебя, быть я желез­ной долж­на.
Я не желез­на, поверь, но колеб­люсь любить чело­ве­ка,
Не уве­рясь еще в том, что он истин­но мой.
Смыс­ла нет в том, чтоб взры­вать песок непо­дат­ли­вый плу­гом,
Ведь враж­де­бен сам край этот надеж­дам моим.
Опы­та нет у меня в игре этой (богом кля­ну­ся!),
С мужем я не вела хит­рой игры нико­гда.
Даже теперь, когда тай­ну свою пись­му дове­ряю,
Бук­вы про­ти­вят­ся мне, про­тив меня вос­ста­ют.
Счаст­ли­вы те, кто опыт­ны в этом, а мне же доро­га
К тай­ной этой люб­ви кажет­ся слиш­ком кру­та,
Самый страх уж тяжел, пуга­ет, что взгляды люд­ские
Устрем­ле­ны на меня, страх же меня выда­ет.
В этом пра­ва я, дошли до меня народ­ные тол­ки,
Мне рас­ска­за­ла о них Эфра — слу­жан­ка моя.
Ты же пытай­ся скры­вать, иль решил при­тя­за­ния бро­сить?
Ну, зачем же бро­сать? Ты же уме­ешь скры­вать!
Игры свои про­дол­жай, но тай­но. Дана нам сво­бо­да.
Нет Мене­лая, уплыв, руки он нам раз­вя­зал,
Он дале­ко сей­час, дела его при­зы­ва­ли,
Был какой-то пред­лог важ­ный, как он гово­рил.
Или мне так пока­за­лось, когда коле­бал­ся, ска­за­ла:
«В путь пус­кай­ся ско­рей и воз­вра­щай­ся быст­рей!»
В быст­рый пове­рив воз­врат, цело­вал он меня, пору­чая:
«Дом хра­ни, опе­кай гостя тро­ян­ско­го в нем!»
Еле сдер­жа­ла я смех, ста­ра­ясь с ним спра­вить­ся, толь­ко
Я и смог­ла про­из­несть: «Да, поза­бо­чусь о нем!»
Ветер парус надул, убыст­рив пла­ва­нье к Кри­ту,
Но в сво­бо­ду не верь, не без­гра­нич­на она!
Муж мой уехал, но он следит за мной и оттуда,
Как ты зна­ешь, длин­ны руки у власт­ных царей.
Сла­ва мне в тягость моя, ведь чем боль­ше кого-нибудь хва­лят
Ваши муж­ские уста, тем нам страш­нее все­гда.
Эта самая сла­ва, сего­дня столь лест­ная, ско­ро
Станет бес­сла­вьем, про­жить луч­ше б мне было в тени!
Брось удив­лять­ся тому, что нас одних он оста­вил,
Зная нра­вы мои, он так уве­рен во мне.
Да, кра­сота бес­по­ко­ит, но, веря в мою доб­ро­де­тель,
Он, боясь одно­го, страх про­го­ня­ет дру­гим.
Ты убеж­да­ешь меня не терять дра­го­цен­ное вре­мя
И обыг­рать про­стоту мужа, исполь­зо­вав миг.
Это пре­льщая, пуга­ет, еще не созре­ло реше­нье,
Я колеб­люсь, сколь­зят мыс­ли туда и сюда.
Муж мой уехал, и ты в оди­но­кие ночи томишь­ся,
Мною пре­льщен ты, меня пре­лесть вол­ну­ет твоя.
О, как ночи дол­ги, а мы уж еди­ны в жела­ньях,
Ска­за­но все, и живем вме­сте мы в доме одном.
О про­кля­тие! все меня к измене скло­ня­ет,
Глу­пый пре­пят­ст­ву­ет страх, чья мне неле­пость ясна.
Пло­хо меня убеж­да­ешь, о если б ты силой при­нудил
И, победив про­стоту, опыт­ной сде­лал меня.
Ведь полез­но быва­ет порой обра­тить­ся и к силе,
Стать счаст­ли­вой хочу, вла­сти пре­дав­шись тво­ей.
Может быть, юную страсть побо­роть нам нуж­но в нача­ле,
Гаснет малый огонь, кап­лей обрыз­ган одной.
Непо­сто­ян­на любовь чуже­зем­цев и с ними блуж­да­ет,
Толь­ко пове­рят в ее проч­ность, она убе­жит.
Вот при­мер Гип­си­пи­лы, изве­стен при­мер Ари­ад­ны,
Их надеж­ды на брак не оправ­да­ли мужья.
Сам ты измен­ник, любив­ший Эно­ну дол­гие годы,
Бро­сил ее, гово­рят, быст­ро забыв свою страсть.
Все, что мог­ла, рас­спро­сив, о жиз­ни тво­ей я узна­ла,
Мно­го забот при­ло­жив, чтобы всю прав­ду постичь.
Ты бы хотел посто­ян­ство хра­нить в сво­их увле­че­ньях,
Но не можешь; уже ста­вят твои пару­са.
И пока гово­ришь со мной о ско­ром свида­нье,
Ветер поду­ет, неся в море твои кораб­ли.
Ты забудешь о всех обе­ща­ни­ях страст­ных, при­зна­ньях,
Как пару­са, уне­сет ветер и нашу любовь.
Или после­дую я за тобой, как ты это­го хочешь,
С Лао­медо­ном срод­нюсь, с вну­ком сошед­шись его?
Нет, не так пре­зи­раю мол­ву лету­чую, чтобы
Доз­во­лять ей хулить зем­лю род­ную мою.
Как обо мне гово­рить будут в Спар­те и в той же Ахайе,
В Азии, да и в самой Трое, люби­мой тобой.
Гля­нут как на меня При­ам и цари­ца Геку­ба,
Все твои бра­тья и их жены, встре­чая меня.
Сам ты как смо­жешь пове­рить, что буду я вер­ной супру­гой,
Спар­ту вспом­нив и то, как я вела себя там?
Сам сколь­ко раз назо­вешь меня «измен­ни­цей», зная,
Что в измене моей ты боль­ше всех вино­ват.
Ста­нешь в одном ты лице и винов­ник и обви­ни­тель.
О, раз­верз­нись тогда пере­до мною зем­ля!
Все Или­о­на богат­ства укра­сят меня, и, я знаю,
Мно­го пре­крас­ных даров, в Трою при­дя, полу­чу.
В пур­пур оде­нусь, нач­ну носить дра­го­цен­ные тка­ни,
Золо­том отяг­че­на, ста­ну бога­че, чем все.
Но сомне­ва­юсь, про­сти, уж не столь дары дра­го­цен­ны,
Чем, кро­ме них, ода­рить край этот смо­жет меня?
Кто на помощь при­дет оби­жен­ной в зем­лях фри­гий­ских?
Где я бра­тьев най­ду или защи­ту отца?
Сколь­ко давал обе­ща­ний Ясон-измен­ник Медее,
Все же изгнал из двор­ца дочь свою гроз­ный Ээт.
Нет, не смог­ла и потом она в Кол­хиду вер­нуть­ся
К мате­ри и к царю, и к Хал­ки­о­пе — сест­ре.
Это­го я не боюсь, но Медея раз­ве стра­ши­лась?
Так надеж­да все­гда может обман­чи­вой быть.
Мно­го най­дешь кораб­лей, бро­са­е­мых бурею в море,
Но из пор­та они вышли по мир­ным морям.
Факел пуга­ет меня, его ведь во сне увида­ла,
Преж­де чем ты родил­ся, мать твоя, стра­ха пол­на.
Страш­ны про­ро­че­ства мне о яром огне пеласгий­ском,
Том, что Трою сожжет, по пред­ска­за­ньям жре­цов.
Любит тебя Кифе­рея за то, что всех победи­ла,
Два тро­фея твой суд сра­зу же ей пода­рил.
Но боюсь двух богинь, если сла­ва твоя досто­вер­на,
Ведь про­иг­ра­ли они дело свое в этот час.
Гип­по­да­мия не ста­ла ль при­чи­ной сра­же­нья лапи­фов
Про­тив кен­тав­ров, вой­на из-за нее нача­лась!
Дума­ешь, что Мене­лай не вспыхнет гибель­ным гне­вом,
Что Дио­с­ку­ры, Тин­дар в прось­бах отка­жут ему.
Хва­ста­ешь доб­ле­стью ты, дея­нья свои про­слав­ля­ешь,
Не под­твер­жда­ет твой лик этих хваст­ли­вых речей,
Люб ты сво­ей кра­сотой ско­рее Вене­ре, чем Мар­су,
Вой­ны — сме­лых удел, ты же рож­ден для люб­ви.
Гек­тор, пусть он за тебя вою­ет, его вос­хва­ля­ешь,
Вой­ны дру­гие, поверь, боль­ше под­хо­дят тебе.
Если б уме­лой была я сама и более сме­лой,
То в любов­ный союз я бы всту­пи­ла с тобой,
Может быть, сде­лаю так, отки­нув робость, и сме­ло
Руки тебе протя­ну, стра­хи свои поза­быв.
Что же до прось­бы тво­ей о тай­ном свида­нье, то знаю,
Все, о чем дума­ешь ты, все, что беседой зовешь.
Слиш­ком торо­пишь­ся ты, тра­ва еще сеном не ста­ла,
И про­мед­ле­нье само будет полез­но тебе.
Тут пусть и будет конец пись­му, сочи­нен­но­му втайне, —
Вест­ни­ку мыс­лей моих, паль­цы уста­ли уже.
Все осталь­ное оста­вим слу­жан­кам Кли­мене и Эфре,
Все они зна­ют, во всем вер­ные спут­ни­цы мне.