О чемъ ты сѣтуешь и рвешся всеминутно?
Всегда вздыхаешь ты, на все взирая смутно:
Покинулъ ты свирѣль: не ѣшь, не пьешь, не спишь,
И стонешь и тогда, когда въ одрѣ храпишь:
Ни что твоихъ очей уже не утѣшаетъ:
Менальку мнилося такъ ехо вопрошаетъ.
Ахъ! Какъ не сѣтовать, ахъ! Какъ не рваться мнѣ,
Я стражду день и ночь, и въ явѣ и во снѣ;
Любезная ко мнѣ любви не сохранила:
Слюбилася съ другимъ, Менальку измѣнила.
О ты невѣрнаія, о лютая змѣя!
На то ль тебя люблю по днесь какъ душу я!
Въ тѣ дни какъ ты со мной и у меня бывала,
Другова въ рощѣ сей объемля цѣловала.
За искренность мою упорна ты была:
Обманщику себя въ минуту отдала.
О что ты здѣлала преступница съ собою!
А онъ имѣвъ тебя ругается тобою.
Коль ехо о тебѣ въ дубровахъ умолчитъ;
Такъ солнце иль луна тебя изобличитъ.
Чево тебѣ ни кто уликой не докажетъ;
Обманщикъ о тебѣ на паствѣ то раскажстъ.
Вдругъ шумъ услышался: и всѣ туда глѣдятъ,
И имя Нисино по всѣмъ лугамъ твердятъ:
Не волка бдящи псы ко растерзанью клонятъ,
Но зла ругатели со паства люди гонятъ.
Что онъ о Нисиной къ себѣ любви все лгалъ;
Спасенія, гонимъ, онъ бѣгомъ досягалъ.
Менальку вдругъ опять весна возобновилась,
И въ прежней красотѣ очамъ ево явилась.
Не стонетъ горлица, ликуетъ соловей,
Гласитъ и перепелъ о вольности своей,
Поетъ малиновка, и ехо не тоскуетъ,
Кукушка на кусту не жалобно кукуетъ,
Благоуханіе цвѣты даютъ лугамъ,
И рѣки въ тишинѣ ліются ко брегамъ:
Не зыблятся уже на нивахъ класы жирны,
Дуброва не шумитъ и вѣтры стали смирны.
Перемѣнилося на паствѣ все то вдругъ:
Сорадуется лѣсъ, соторжествуетъ лугъ.
То было такъ иль нѣтъ, Менальку такъ казалось;
Какъ сердце болѣе любовью не терзалось.
Къ возлюбленной своей обрадованъ идетъ:
Такъ жажда на потокъ оленя въ жаръ ведетъ
Такъ лебеди летятъ ко югу отъ морозу,
И пчелы къ вѣтвію прекрасну видя розу.
Находитъ Нису онъ сердиту на себя;
Но сердится она не зляся, но любя:
Не прежней ревности онъ дѣлаетъ ей пѣни;
Но падаетъ уже предъ Нисой на колѣни.
Прощается вина, и въ ту минуту вновь,
Горитъ еще жарчай съ обѣихъ странъ любовь.
Кто что любезное на свѣтѣ погубляетъ,
Нашедъ то радости свои усугубляетъ:
По темной намъ ночи еще пріятняй свѣтъ:
Тамъ менше льститъ тепло гдѣ вѣчно хладу нѣтъ:
Ихъ нѣжныя сердца по распрѣ пуще таютъ,
Утѣхи множатся, желанья возростаютъ.
Уже свѣтящій Фебъ ко глубинѣ спѣшитъ,
Ко Флорѣ тихъ Зефиръ прохладою дышитъ,
Земля всей твари мать покоиться готова,
Умолкли озера и рѣки и дуброва,
И овцы опустивъ и шеи и хвосты,
Лизали подъ собой потоптаны листы.
Прохладна тишина природу украшаетъ,
И нѣжныя любви утѣхамъ не мѣшаетъ:
Меналькъ со Нисою въ пустынѣ ночи ждалъ,
И Нису миловавъ минуты провождалъ.
Сокрылся Фебъ, и тьма настала тихой нощи:
О вы источники, и вы зѣлены рощи,
Въ прелѣстны тѣ часы любви по горькомъ дни,
Сея ихъ радости свидѣтели одни!
Какое зрѣлище въ сіе вы время зрѣли,
Когда любовники взаимственно горѣли?
Во всѣмъ упорною престала Ниса быть:
Стыдится, и стыдясь стремится стыдъ забыть.
Ответ: жители сихъ рощь! Почто вы птички спите?
Ко вѣтвію сихъ древъ, ко вѣтвію прельпните,
Венера коими зѣленый кроетъ одръ!
Проснися соловей, проснись и буди бодръ:
Воспой Меналькову въ любви побѣды славу,
И общу тающихъ любовниковъ забаву!
Со брачною свѣчой явился Гименъ тамъ:
Трава, ево олтарь, лужайка въ рощѣ храмъ.
Съ Меналькомъ въ вѣрности тутъ Ниса присягаетъ:
А Гименъ въ оный часъ ихъ вѣчно сопрягаетъ.
Подъ соплетенными тутъ вѣтвями древесъ,
Ни кто не видитъ ихъ, ниже луна съ небесъ.
Въ лѣсахъ сатиры спятъ, а нимфы при Діянѣ:
Пасущія у стадъ, а Фебъ во окіянѣ.
Довольствуйся, Меналькь, ты Нисою своей,
И тѣша самъ себя утѣхи дѣлай ей!
А ты прекрасная умножь ево успѣхи;
Твои теперь ево, ево твои утѣхи.