I
Запушено на небо окно
Просеянною снеговой пылью.
Не выпрямиться ив сухожилью –
Заиндевелостью сведено.
Уснуло подснежное зерно,
Покорное зимнему засилью.
Белым-бело земному обилью,
Подземельному темным-темно.
Глубоко залегла тишь да гладь,
В потемках затаилась бесследно,
Бесчувственно, немо, безответно.
Снежинкам привольно зимовать,
Былинкам не больно истлевать,
Невидно, неслышно, неприметно.
II
Еще не светло, но уже не темно,
Шатнулись, качаются тени,
Прояснилось из-за деревьев окно,
Наметились сизым ступени.
Кривая луна унесла, как грибы,
Все звезды в дырявом лукошке,
И, выпав, одна у небесной избы
Осталась лежать на дорожке.
Большая, яснее, хрустальнее всех,
Дрожит в холодке спозаранку.
Такую светильницу снять бы не грех
В полон бы пригожую бранку!
Привстала ль на цыпочках я до нее,
Она ль за меня зацепилась –
Но только замерзлое сердце мое
На тысячи льдинок разбилось.
И каждый осколок, светясь и звеня,
Пронзает восторгом и болью,
И рвется он вон из груди у меня
К раскинувшемуся всполью.
В глазах, на руках ли – одно к одному –
Сверкает, струится и тает –
Лучи или слезы, никак не пойму.
Звезда закатилась. Светает.
III. Хроника
И.П.
Очень приятно – залечь средь хлама – и
жмурить разнеженные глаза.
Очень занятно оно, то самое,
щурится на меня из-за
ширмы: «и чего она всё мечется?
ишь, бормочет: не найти, хоть брось».
А помнишь, недавно, с черной лестницы
ты вошел, больной, тощий насквозь,
и сказал: «камешки несъедобные,
шубка не теплая, а потому
пустите меня к себе, очень неудобно и
плохо маленькому одному».
Вот и живем, и довольно дружно мы,
ссоримся подчас, ежели ты
книжки мои своими игрушками
воображаешь и рвешь листы.
Я и досадую: вот убожество –
нянчиться с ним, свалишься пока!
Но он не один — многое множество
смотрит из щели его зрачка.
Тянутся ко мне сквозь него – травами
с прежних дорог и с родных могил –
полузамученные забавами
тех, кто беспомощных не щадил.
Голые крылья, клювики цапкие
всех птенцов, выпавших из гнезда,
все беззащитные руки и лапки
тянутся, через него, сюда.
В нем, сквозь него, я тоже вот с этими,
кто одни, я с теми, кто ничьи,
общими связаны мы приметами:
у них, как у меня, нет семьи.
А болести – пусть, в теле как цвель они,
но пойдемте вон к той душистой ветле:
выеден ствол, а ветви все зелены,
иначе нельзя – гнездо в дупле.
И у нас с тобой нечто подобное:
звереныш, детеныш – не пойму,
иначе нельзя – очень неудобно
и плохо старенькому одному.
Примечание
Вам отвечу, кто суть высокопарно
прячет за чьи-то высшие права:
сантиментально? нет – гуманитарно,
если к вам еще дойдут слова.
IV
Снег, все улицы заметающий,
Читать надоело до оскомины,
Жмусь у печки, перебираючи
Не четки, не карты – помины.
Палисадник, сумерки-памерки,
Снежинки – или вишень цветение,
Шаги – или вздохи – замерли,
Туман – или наваждение.
Прошло – а было так недавно,
Прошло – и стало так давно.
А пляшет, кружится исправно
Постылых дней веретено.
И, хоть ни холодно, ни жарко
Ни от добра, ни от греха,
А жизнь, сухая перестарка,
Всё рядится для жениха.
Напрасно, бедная, пойми ты:
Хоть ешь и пей на серебре,
Не зацветут твои ланиты
Снежком на утренней заре.
И то, что смолоду хотело,
Пленяло, заворожено,
Как цветень вишень облетело
Давным-давно, давным-давно.
А всё же – остудила древность
Когда-то огненную кровь,
Не ранит страсть, не жалит ревность,
Но не мертва твоя любовь.
Она подспудна, потаенна,
Она стара, она страшна,
Как ночь – слепа, как день – бессонна,
Всё ближе к вечности она.
И у порога, где безгласна
И недвижима красота,
Она как молодость прекрасна,
И безрассудна, как и та.
Снег и снег, идет нескончаемый,
Хватило бы до весны и глетчеру.
Что же, погреемся за чаем мы,
Надо бы протопить к вечеру.
V
И ты взаправду, сердце, отлюбило,
Отпело, отгорело и остыло?
И молодость взаправду отцвела?
И я – вот эта Вера – отжила?
И мне ни на кого не глянуть боле,
Не взвидев света от блаженной боли?
И мне, руками белыми обвив,
Не задохнуться, миг остановив?
Да, снашиваю платьице – не купят!
Да, спрашиваю: как же это любят?
А вот – привстанет новолунный рог,
И вдруг он – весь он – здесь он, лег у ног.
А вот звереныш, оставшийся ничьим, –
О, не пройти мне, о, не пройти же мимо.
А вот – чуть есть, чуть нет, ничуть почти,
И вдруг восходит солнце — в груди.
И так еще – работы костоеда,
И вот – достиженье, вот – победа.
Так это ль, это ль омертвенья знак?
Ах, просто это так, и ясно так:
Вы влюблены? вы молоды? нас трое:
Нежна я – вами, дышите вы – мною.
Вы – плоть моя и кость, я – ваша кровь.
И это есть бессмертная любовь.