Зеленые
Да что ж это за листики весенние.
Раскрытые так трепетно и молодо?
Им – синее небес благоволение,
Им – солнечное, праздничное золото.
А мы-то, мы – домов своих теснинами,
Асфальтовыми теми тротуарами –
Мы сушим их, мы душим их невинными,
Мы делаем их блеклыми и старыми.
И все-таки, стыдяся и досадуя,
Со всяческой расценкою и мерою,
Мы плачем перед ними – нежно радуясь,
И молимся им – горестно не веруя.
* * *
Светлый диск в кольце туманном,
Бледный в бледном круг –
Ляжет поздно, встанет рано
Мой небесный друг.
Ночью бродит, луч наводит
На крыльцо в саду –
Смотрит, кто ко мне приходит
И кого я жду.
Днем над домом незнакомым,
За чужой стеной –
Метит облачным изломом
Шаг неверный мой.
Нас обоих верно тянет
К той же кривизне –
И покоя нет, и сна нет
Ни ему, ни мне.
* * *
В окно влетели стайкой белою –
Ночной налет, дневной наряд –
И надо мною, онемелою,
Вершат им ведомый обряд.
Коснутся плеч моих усталости –
За ними крылья в серебре.
Коснутся сердца темной алости
Покоем неба на заре.
Ах, пыль земли забыть умела я
И видеть только высоту,
Где раскрывались крылья белые,
Все на свету и на лету.
* * *
От звезд норовя занавеситься,
Под облачный спрятаться плат,
Заря загляделась на месяца
Бродячего краешек лат.
Хоронит за ближней осинкою
Свои пересветы венца,
Туманною кроет ширинкою
Несносную алость лица.
– Когда бы не копья те звездные,
Не те потайные ключи —
Послала за ним бы и поздно я
Косые, цветные лучи. –
Но жить ей впотай заповедано,
Небес на краю, под замком –
И латнику бледному вслед она
Махнет рукавом – ветерком.
* * *
С неба шел, на землю падал
Летний дождик, частый, меткий,
И друг к дружке жались рядом
Две березки, две соседки:
– Не побило бы нас градом,
Не помяло бы нам ветки. –
И бежали старым садом
Две сестренки-малолетки,
И смотрели робким взглядом
Из жасминовой беседки:
– Ай, не трогай, дождь, не надо,
Мы же крошки, мы же детки. –
Дождь смеялся, на земь, на дом
Водяные метил сетки,
Дождь пролился водопадом
И сквозь солнце брызгал, редкий.
И равнялися нарядом
Две березки, две кокетки.
А сестренки были рады
Мокрой травке-разноцветке.
* * *
Нездешний
В путанице поворотов,
Разбегающихся дорожек –
Спрашиваю прохожих,
Изредка молвит кто-то,
Бросит на ходу: «не знаю»,
Торопко пробежит: «не здешний».
Это – цветопад вешний
По ветру облетает,
Бледные сквозные хлопья –
Белые лепестки черешни.
Это – мечта утешней
В матовом сне опия.
Это – моя Утопия
Оттепели поспешней.
Это ее, кромешней
Зыби, мути, топи, я
Про водами встречаю.
Вот это что — «не знаю»,
Вот это кто – «не здешний».
* * *
Метнулась пугливой кошкой,
Зацепила скупые фортки,
Постучала галкой в окошко,
Растворила дверные створки,
Мигнула зайчиком в луже,
Расплескалась синей канавкой –
И дразнит: а последней стужи
Не боится первая травка!
Желтые
И в тихой дали, в неба глуби
Такая нежность и покой,
Как светлый кто-то белизной
Сквозь голубую мглу проступит –
И он всем полем нас полюбит,
Нам улыбнется всей рекой,
И отпускающей рукой
Нас примирит и приголубит.
Ах, это тот, кого на свет
Каким названьем ни уродуй –
Зови природой иль погодой –
Большой талант, большой поэт
Кончает осени сонет
Очаровательною кодой –
Под вечер дней, на склоне лет.
* * *
Березка растет высоко,
Ветки наклонив низко.
И до неба недалёко,
И от земли-то близко.
Ей сверху – лазурь и алость,
Снизу – тьма и прохлада.
И – слабость то или жалость,
А всему она рада:
Полоскам на белом платье,
То ли кружеву в косах,
Тому ль, что скоро лежать ей
На вечерних на росах.
Невольно, светло красуясь,
Ждет: придет он и взглянет –
Кто, жадно ею любуясь,
Насмерть ей сердце ранит.
* * *
Бесцветный день – оторванный листок
В расплывчатости тающих кристаллов.
А где-то дней ликующих исток
Горит зарей пылающих кораллов.
Пустых речей – бряцающих кимвалов –
Чужих людей томительный поток.
А где-то есть – единственный Качалов
И есть – о, есть – Ахматова и Блок.
Вся жизнь, вся жизнь – разорванные ткани,
Немой души расколотые грани,
Слепой мечты разбитая эмаль.
А где-то есть всё то, всё то, что снится,
Что никогда, нигде не повторится.
И, если есть – мне ничего не жаль.
* * *
Кривыми улицами непролазных
Идти до тайныя черты
И видеть в лицах безобразных
Лик непорочной красоты.
Внимать, как с веток листья вязу,
Хрустя, совьются и замрут –
И видеть в щелях черных пазух
Его весенний изумруд.
Всё, всё, что на земле ни сталось –
Таить, как некий вдовий сон:
Одежды темныя линялость
Сменить на пурпур и виссон.
И вот – дойдешь до той до грани,
Там остановишься и ждешь –
Когда же сущей правдой станет
Твоя пророческая ложь?
* * *
Зашумели, зашуршали
Листья у крыльца –
Это платья побросали
Братья-месяца.
И бегут – под землю лестниц
Не замел бы снег.
Только самый крайний месяц
Замедляет бег:
Жалко листьев яркий пояс,
Поздних ягод-бус,
И кусает, беспокоясь.
Золотистый ус.
– А и мать-земля скупа шить,
Изорвешь – латай,
Сентябрем уйдешь под пажить
Оборотит в май.
И с тобою той весною,
Новым платьем чист,
Станет по пояс травою
Оброненный лист. –
* * *
Вечерни солнца конченная треба.
Пути на запад облачные метки.
В чужом саду, в заброшенной беседке
Под вечер успокоиться и мне бы –
И видеть сквозь темнеющие ветки
Полоски еще розового неба.
Последний звон – на ивах, на вербах ли,
Куренье смол игольчатым кадилом.
Ах, на моем далеком юге, снилось,
Родные тополя сильнее пахли,
И я о севере грустила милом
Острее – там, в забытой белой сакле.
Как непохожи там и здесь природа,
Здесь – Антигона, там же — Клеопатра.
Но здесь я у подножия Алатра,
У темной грани светлого восхода,
Но ближе здесь небесного театра
И высь и даль украшенного свода.
Вечерняя прохлада нежить рада
Чужого сада тихую беседку.
Пора идти. Еще мгновенье взгляда —
И снимок спрятан в темную кассетку.
Но я его возьму, когда мне надо,
В моих стихов узорчатую сетку.