Окно открыто в сад весенний и дневной.
Блеск подоконника разглажен тишиной.
Толчками, точками — в окно влетают пчелы…
В нем гибко сцеплены жасмин, горошек, мак…
От пламенности дня в глазах веселый мрак —
Секунда слабости веселой.
До красных кирпичей дотронулся вьюнок,
Как тонкое жабо до грубых красных щек.
В тени камней стены еще дымится влага…
Окно не высоко, и есть упор для ног,
А там — прогретый путь и долгий день для шага.
Как странно между тем, что птицы не поют!
Слышны лишь редкие отрывистые фразы…
Многозначительный таинственный уют.
Лишь сыплется труха, где птицы гнезда вьют,
И тушью полночи свой полдень пишут вязы.
На запертый сарай в заброшенном углу
Роняет бузина отравленные розы…
Там, на кирпичном (или каменном) полу
Сарая — призраки, настроивши пилу,
Танцуют, дергая друг друга за полу…
Но в жарком блеске дня смешны мне их угрозы!
…Повсюду легкий скрип, шуршанье и возня:
Тень птицы на траве — живая закорючка…
Из прутьев свежести, из тайны и огня
Дневные тени птиц плетут корзину Дня.
Тень птицы трудится, не глядя на меня…
Что ей поручено? Дно, стенка или ручка?
Где я? В каком конце их сети золотой?
В каком углу весны? В каком краю корзинки?
…Мне дятел бросил кисть из тушечницы хвои…
И странно воспарил над общей пестротой
Воздушною чертой бумажный змей тропинки.
Все, все мне нравится! Шуршанье по верхам,
В траве — ломти коры, лесных жуков коврижки,
Перемещенье птиц, как в лавке опахал.
И низкий свет кустов, где вспархиваний вспышки.
Смешались весело понятья в голове…
Не хочется гадать и думать над вещами.
Плывут виденья дня по светлой мураве,
Над ними бабочки — где по три, где по две…
А в чаще Ночь и День меняются плащами.