Вот раньше жизнь — и вверх, и вниз
Идёшь без конвоиров,
Покуришь «план», пойдёшь на бан
И щиплешь пассажиров.
А на разбой берёшь с собой
Надёжную шалаву,
Потом — за грудь кого-нибудь
И «делаешь Варшаву».
Пока следят, пока грозят —
Мы это дело переносим.
Наелся всласть, но вот взялась
Петровка, 38.
Прошёл детдом, тюрьму, приют —
И срока не боялся,
Когда ж везли в народный суд —
Немного волновался.
Зачем нам врут:
«Народный суд»! —
Народу я не видел.
Судье — простор, и прокурор
Тотчас меня обидел.
Ответил на вопросы я,
Но приговор — с издёвкой,
И не согласен вовсе я
С такой формулировкой!
Не отрицаю я вины —
Не в первый раз садился,
Но написали, что с людьми
Я грубо обходился.
Неправда! — тихо подойдёшь,
Попросишь сторублёвку…
При чём тут нож, при чём грабёж?
Меняй формулировку!
Эх, был бы зал — я б речь сказал:
«Товарищи, родные!
К чему пенять — ведь вы меня
Кормили и поили!
Мне каждый деньги отдавал
Без слёз, угроз и крови…
Огромное спасибо вам
За всё на добром слове!»
И этот зал мне б хлопать стал,
И я б, прервав рыданье,
Им тихим голосом сказал:
«Спасибо за вниманье!»
Ну правда ведь — неправда ведь,
Что я грабитель ловкий?
Как людям мне в глаза смотреть
С такой формулировкой?!