Послание к его превосходительству Ивану Петровичу Тургеневу, 1774 года
Не тот еще, мой друг, свободный человек,
Кто, предан сам себе, ведет беспечный век
Без пользы для других, без плана и без дела,
Как мысль умом его внезапно овладела.
Я разных зрю его невольником страстей,
Под игом праздности стенящего своей,
Напрасно в свете он рассеянья желает:
Свет, зримый всякий день, его не забавляет;
И между тем как все в движенье круг его,
Он только осужден не делать ничего.
Напрасно бы жезлом какой всесильной феи
Он видел все свои исполненны затеи —
Он тысячи бы вновь желаний соплетал
И посреди воды был жажден, как Тантал.
Того лишь, кто владеть умеет сам собою,
Зову свободным я: не спорит он с судьбою,
Но всюду следует призванию ее
И знает, живучи, всю цену жития;
Без наслаждения минуты не проходят,
Раскаянья они и скуки не приводят;
Любовью истинны, любовью красоты
Исполнен дух его, украшены мечты;
Искусства, вас к себе он в помощь призывает;
От зависти себя он в вашу сень скрывает;
Без гордости велик и важен без чинов,
На пользу общую всегда, везде готов;
Он свято чтит родства священные союзы,
И чтоб свободным быть, приемлет легки узы;
Внимательный супруг и любящий отец,
Он властью облечен по выбору сердец;
Счастлив, что может быть семейства благодетель:
Что нужды, дом тому, иль целый мир свидетель,
Таков Емилий Павл, равно достоин хвал,
Так жил в семье своей, иль как при Каннах пал.
Конечно жребий тех достоин удивленья,
Кто поприще честей прошли без умедленья —
Служить отечеству верховный душ обет:
Наш долг туда спешить, куда оно зовет;
Но если в множестве ревнителей ко славе
Мне должно уступить, уже ли буду в праве
Пренебреженною заслугой досаждать?
Мне только что служить, отчизне награждать.
Из трехсот праздных мест спартанского совета
Народ ни на одно не избрал Педарета:
«Хвала богам, сказал, народа не виня,
Есть триста человек достойнее меня!»
Полезным можно быть, не бывши знаменитым:
Сретают счастие и по тропинкам скрытым.
Сей старец, коего Вергилий воспевал,
Что близ Тарента мак и розы поливал,
И в поздну ночь, под кров склоняяся домашний,
Столы обременял некупленными брашны:
Он счастье в хижине, конечно, находил
И пышных богачей душой превосходил.
Ах! может ли привесть ко счастию богатство?
Желанье собирать есть более препятство,
Чем способ к счастью. «Ах если б к куче той
Прибавить удалось еще мешок другой!»
Вот собирателя одно воображенье.
Но расточителя не лучше положенье:
Для роскоши его отверстая душа,
Всечасно к новому веселию спеша,
От коей прочь бежит, ту скуку покупает,
И хладно меж забав шумящих засыпает.
Богат, кто, знаючи своим достатком жить,
Желаниям предел умеет положить;
И словом, счастлив тот и тот один свободен,
Кто счастья в крайностях всегда с собою сходен,
В сиянии не горд, в упадке не уныл,
В себе самом свое достоинство сокрыл:
Владыка чувств своих, их бури усмиряет,
И скуку жития ученьем украшает.
Ты юность подвигам военным посвятив,
В училище трудов дни нежны проводив,
Приятны старости готовишь вспоминанья;
С тобою почерпать мы прежде тщились знанья:
Счастливы отроки, в возлюбленных местах,
Где виючись Москва в кичливых берегах,
Изображает Кремль в сребре своих кристаллов,
Где Музам храм воздвиг любимец их, Шувалов;
Где Ломоносова преемля лирный звон,
Поповский новый путь открыл на Геликон;
Где Барсов стал по нем ревнитель русска слова
И Шаден истину являет без покрова:
Там дружбы сладостной услышали мы глас —
Пускай и в сединах обрадует он нас.