1. Адольфу Лаосу
Мать зачала ребёнка при белой луне,
в тени орешника и древней бузины,
опьянённая маковым соком и плачем дрозда;
и с тихим
состраданьем склонился над ней бородатый лик
из темноты окна; старый домашний скарб
предков
валялся в ветхости; любовь и осенние грёзы.
Тёмный день года, печальное детство,
мальчик тихо спустился к холодным водам
серебряных рыб,
в тишину и раздумья;
когда он камнем бросился наперерез
вороным лошадям,
в серой ночи взошла его звезда;
или: когда, держась за материнскую зябкую руку,
вечером шёл он осенним кладбищем святого Петра,
нежный мертвец тихо лежал в тёмном склепе —
и поднял на него свои холодные веки.
Сам он, однако, был маленькой птичкой на голом суку,
колокольчиком в долгий ноябрьский вечер,
тишью отца, когда во сне
по сумеречной винтовой лестнице
спускался как тень.
2
Мир души. Одинокий зимний вечер,
тёмные силуэты пастухов над старым прудом;
младенец в хлеву, крытом соломой; о, как тихо
в чёрную лихорадку погрузилось чело.
Ночь Рождества.
Или: когда вцепясь в жёсткую руку отца,
он тихо всходил по склону мрачной Голгофы,
и в сумерках скальной пещеры возникла
синяя тень человека из преданий о нём самом —
из раны под сердцем пурпурно капала кровь.
О, как тихо в тёмной душе воздвигался крест!
Любовь; когда в чёрных углах таял снег
и в старом бузиннике плутал голубой ветерок,
под тенистым сводом орешника;
и отроку тихо предстал его розовый ангел.
Радость; когда в прохладных покоях под вечер
звучала соната,
на потолочной балке гнилой
из серебряной куколки выползал голубой мотылёк.
О, приближение смерти. Когда жёлтый лик исчезал
в окаменевшей стене; или: онемевший от страха ребёнок,
когда в марте зачахла луна.
3
О, пасхальный розовый звон в склепе ночи
и серебряный голос созвездий,
в чьём дрожании ниспало тёмное безумье со лба
сновидца.
О, как долог путь по синей реке
в думах о позабытом, когда из зелёных ветвей
дрозд призывает пришельца в закат.
Или: когда, вцепившись в костлявую руку старца,
вечером шёл он по городу вдоль обветшавших стен,
и старец нёс розового младенца в чёрном плаще,
в тени орешника предстал дух зла.
На цыпочках по зелёным ступенькам лета. Как тихо
в бурой осенней тиши разрушился сад,
аромат и печаль старой бузины,
когда в тени Себастьяна серебряный голос ангела смолк.