Мадьяры шли, шагали. Снег косил.
Они сражались, а потом бежали;
Потом — бежали из последних сил;
Потом без сил, понуро шли, шагали.
Полки бросали знамена. Полки
Полковников контуженных бросали.
Выбрасывали заплечные мешки.
Потом — кресты нательные теряли.
Мадьяры шли, шагали, снег косил.
Он снизу мёл.
Он продвигался.
По жилам вверх.
Колени леденил,
Потом он выше — до души добрался.
В ту путаницу перезябших тел,
В ту смесь из оттепели и метели
Внезапно санки лёгкие влетели!
Полковник Красной армии влетел.
Полковник Красной армии сплеча
Остановил зарвавшиеся санки.
И приказал мадьярам: “Толмача!”
По росту, по погонам, по осанке
Мадьяры поняли:
та смерть, та месть, что вскачь
Неслась за ними,
на ходу топтала —
Парламентёра своего прислала.
Потом толмач откозырял “Толмач!”
— Винтовки складывайте в штабеля!
Подсумки и патроны — так бросайте!
Заветные галеты — догрызайте!
Сейчас я поведу вас в лагеря.
Я обещаю хлеб вам!
Грамм шестьсот!
Две миски щей и два стакана чаю
За день труда, лишений и забот.
И так — весь плен.
И так — из года в год.
И сверх того ещё вам обещаю:
Рабочие, крестьяне, мужики, —
Вас не в рабы берём — в ученики!
Есть тягостная боль госпиталей,
Есть пыточная — подлая такая,
Но я из всех известных мне болей —
От раны боевой —
предпочитаю.
Удар пришёл и настежь растворил
Тугую грудь.
И наземь опрокинул.
И в звёздную пыльцу его низринул —
Полковника.
Хоть белый полдень был.
Он кончил сам.
Как принято кончать
При этих шансах у людей породы,
Что за руку знавали Ильича, —
У стажа до семнадцатого года.
Они проталкивают под языки,
Сухие дёсны сплющивая в раны,
Квадратные, как их же кулаки,
Дарёные
и именные
и
проверенные на живом наганы.
Был белый день, но в звёздную пыльцу
Влекло полковника.
И в этой дальней пыли
Он вряд ли слышал, как мадьяры били
Тёплыми
ладонями
по лицу.