К огню и стуже — не к лазури —
Я был назначен в вышине,
Чуть Яросвет, в грозе и буре,
Остановил свой луч на мне.
Чтоб причастился ум мой тайнам,
Дух возрастал и крепла стать,
Был им ниспослан жгучий даймон
В глаза мне молнией блистать.
И дрогнул пред гонцом небесным
Состав мой в детский, давний миг,
Когда, взглянув сквозь Кремль телесный,
Я Кремль заоблачный постиг.
Тот миг стал отроческой тайной,
Неприкасаемой для слов,
Наполнив весь духовный край мой,
Как Пасху — гул колоколов.
Что за дары, какой мне жребий
Таились в замкнутой руке:
Подъем ли ввысь, на горный гребень,
Иль путь по царственной реке?
Он ждал, чтоб утолило сердце
Стремленье древнее ко дну;
Он четкой властью судьбодержца
Определил мой срок в плену;
Он начертал над жизнью серой
Мой долг, мой искус, мой коран,
Маня несбыточнейшей верой
В даль невозможнейшей из стран.
Ему покорны страсти, распри;
Его призыв — как трубный клич;
Он говорит со мной, как пастырь,
Как власть имеющий, как бич.
В стенах тюрьмы от года к году
Все тоньше призрачное ‘я’:
Лишь он — растущий к небосводу,
Сходящий в недра бытия.
Я задыхаюсь от видений,
Им разверзаемых стиху.
Я нищ, я пуст. А он — как гений,
Как солнце знойное вверху.