тут солнце встает тебя ради
оно тебя любит
оно с тобой встречается
а у меня холодно. дождь
и есть мысли о снеге и граде
одинокий день возвращается
полуночное такси
больше некого просить
есть к тебе дело
сделай так, чтоб мое небо не седело.
***
твои мечты одевают резиновые сапоги
и переступают луж порог
оставляя немую боль
а я ведь сорвусь и поеду на псоя в оги
буду пить алкоголь
у таких чужих
и таких нужных ног.
***
ты по утрам
лучше, чем агдам
с похмелья
ожерелье
моей любви
пусть тебя хранит,
my sweet
***
я хотел бы быть твоим фотографом
или рисовать тебя мелом.
я хотел бы быть географом
твоего тела.
***
когда-то мы оба мечтали о весне подкожно
теперь далеки. невозможно.
но. я помню ту лестничную площадку
почти под крышей.
тот грязный лифт
тот теплый липтон.
и мой монолог у твоих ног
(дело не в том, что я тебя любил,
а в том, что ты сидела на три ступеньки выше)
монолог о том, что жизнь
невозможно подкрасить, как одну из отросших прядей.
и то, как твои сын назвал меня дядей.
***
I remember you well in the Chelsea Hotel,
you were talking so brave and so sweet,
giving me head on the unmade bed,
while the limousines wait in the street.
leonard cohen
в твоём теле столько ом
для тебя сегодня открыт мой дом
ты целуешь мои губы
(основной состав, которых — дым сигаретный)
сколько вчера я выкурил сигарет?
и твой
предрассветный
минет
на постели.
мятой, как я сам.
ты — офелия.
ты-мой буйнос-айрес. мой амстердам.
и моей нежности последний аккорд
инаполтуловищавокно
и в голове только одно
what a wonderful world
what a wonderful world