Евдокия Ростопчина — Цирк девятнадцатого века: Стих

1

Да, я люблю средь залы позлащенной
На шумный пир задумчиво смотреть
И в праздничной толпе принаряженной
Сквозь маску лиц во глубь сердец глядеть;
И мыслию, догадкой проясненной,
Их тайнами, их мыслью овладеть,
Разузнавать их страсть, их цель, их волю,
Их грустную иль радостную долю.

Люблю, хочу, умею понимать
Живой душой чужую жизнь и душу;
И хоть могу я многих разгадать,
Личины их и роли не нарушу!
Они пришли, чтоб ловко роль сыграть, —
Пускай себе! На них я не обрушу
Вниманья беспощадной суеты,
Ни любопытства праздной пустоты!

Они пришли — пред светом, их владыкой,
Противником и вместе судией —
Свершить мудреный подвиг и великой
(Иные, может быть, последний свой!).
Страданью их здесь тесно, душно, дико,
Простора нет в толпе душе больной,
Но тайный ад их скрыт под принужденьем,
Но лица их сияют наслажденьем.

И свет на них глядит: они должны,
Как на смотру военном рядовые,
В своей броне стальной закалены,
Ему предстать, блестящие, живые,
Веселые… Улыбки ведь даны,
Чтоб ими скрыть мученья роковые!..
Они должны, чтоб свету угодить,
Устав его приличия хранить.

Приличие велит — оставить дома
Забот, тоски и тяжких мук семью;
Таить свою сердечную истому;
Приязнию одеть вражду свою;
Не допускать в веселые хоромы
Ни правды луч, ни теплых чувств струю;
Не отвечать на голос, сердцу близкий;
Не замечать, что люди злы и низки…

Приличие велит и хочет свет!..
Мы все покорны им и их влиянью;
Быть в милости у света — вот предмет
Всеобщего усилья и старанья!
Рабы его, несем ему привет,
Как в древности бойцы, среди собранья,
Пред цезарем поникнув головой,
Несли ему поклон предсмертный свой!

И цезарь наш, наш свет, не рукоплещет,
Не удостоит нас хвалы своей!
Зачем?.. Ему нет дела, что трепещет
У нас в груди больной гроза страстей:
Мы тут… для нас бал пляшет, праздник блещет
И с смехом речь кипит в устах людей, —
Чего ж еще?.. Достаточна награда,
И требовать не вправе мы пощады!

Страдай, терпи, терзайся, умирай!
Но умирай с достоинством, с улыбкой!
И не бледней, и духа не теряй, —
Свет не простит бессильному ошибки,
Он слабым враг!.. Будь тверд!.. Не оплошай
В борьбе с самим собой, в смертельной сшибке…
И как боец средь цирка, так и ты
Будь горд среди толпы и суеты!

2

Вот черный фрак, перчатки щегольские,
И голова в изящных завитках,
И громкий смех, и речи удалые,
B бойкий ум в сверкающих глазах;
Подумаешь — надежды молодые
Тут кроются в безоблачных мечтах.
Подумаешь — счастливец в шуме бала
Ждет милого, живого идеала…

Нет, то отец семейства: он пришел
С последними червонцами своими —
Отдать себя судьбе на произвол,
Ожить в игре богатствами чужими,
Спасти детей!.. Его сюда привел
Враг — нищета… С карманами пустыми,
С отчаяньем в душе к себе домой
Назавтра не вернется он живой…

И мимо, мимо!.. Много здесь подобных
Отыщется несчастных иль глупцов.
Толпа привыкла к ним. — Лишь для способных
Понять в них драму гибнущих умов,
Страданий и надежд междоусобных,
Проклятий, мук и ропота без слов, —
Лишь для таких внятна в их диком взоре
Немая весть о смертном приговоре!

3

Вот вам другой. — Он тоже весел, мил,
Он тоже сыплет шутки, уверенья,
А между тем недостает в нем сил,
Чтоб скрыть грызучей зависти мученья.
Он места ждал. Давно уж возложил
На эту цель все помыслы, стремленья;
Свои запродал двадцать лет давно,
Забыл, что дважды жить нам не дано,

Что молодость, здоровье, мощь и сила —
Всё наслажденья просит, хочет, ждет,
И от него уж гостьей легкокрылой
Умчалась их пора!.. И он живет
Лишь жаждою достичь. Судьба сулила —
Он поприще желанное пройдет,
Свершит свой путь, на высоте счастливой
Достигнет цель мечты честолюбивой!

А между тем до время седина
В златую прядь волос его закралась.
Душа его, умом поглощена,
Немела, вяла, сохла, истощалась.
Он днем в трудах, проводит ночь без сна,
И вышло, что судьба над ним смеялась!
Что он желал — то получил другой!
Он жизнь сгубил в ошибке роковой!

Он мучится теперь как тени ада, —
Но здесь его соперник, и пред ним
Не выдаст он себя, тому в отраду,
Не изменит он правилам своим.
Спокойный вид он сохранит как надо,
Поклонится начальникам, большим,
И личному врагу протянет руку,
И свет его не разгадает муку!

4

Вот девушка, красавица, дитя,
Чело ее увенчано цветами,
И, локон свой рассеянно крутя,
Она порхнет как птичка перед вами.
Но, с резвыми подругами шутя,
Но, в польке мерно стукая ногами, —
Куда глядит так пристально она?
Зачем дрожит, смятения полна?

И у нее заветная есть тайна,
Есть свой роман, печальный и простой!
Она бедна; издалека, случайно
Пришлося ей в наш свет попасть большой,
Влюбиться и судьбой необычайной
Понравиться… Мечтатель молодой,
Вельможа и богач, пленившись ею,
Назвал ее невестою своею.

Завистница нашлась, — и где ж их нет? —
Которая сумела клеветою
Расстроить это счастье; свой обет
Жених презрел — и с знатною княжною
Он вступит в брак, приняв родни совет!
А прежняя невеста?.. Э! пустое!!.
В степной уезд свой, просто, без затей,
Ну почему ж и не вернуться ей?..

Пускай поплачет, мать ее, старушка,
Пускай сама терзается она!..
Им поделом!.. Ведь вздумала ж вострушка,
Что знатной дамой быть она должна,
Что бедная, ничтожная вертушка
Столичным гордым барышням равна…
Вот им урок!.. Пусть помнят расстоянье
Меж них — и первенствующих по званью!..

Сегодня, здесь решится участь их:
Еще попытка, разговор, свиданье, —
Узнает он, забывчивый жених,
Обман и ложь пустого нареканья,
Увидит он обеих жертв своих,
Почувствует их горе, их страданье,
Опомнится!.. Или махнет рукой
И скажет: «Так и быть!.. Удел иной

Назначен мне!..» — И обе это знают,
И мать, и дочь!.. О, как дрожат оне,
Как обе этой встречи ожидают!
Как много слез в притворной тишине
Их голоса!.. Но, верно, наблюдают
За ними вражьи очи — и вполне
Они играют роль гостей беспечных,
Без всяких дум или забот сердечных!

А газ горит, а музыка гудит,
А бал блестит всей живостью своею.
А пляска обаятельно кипит!
Любуется хозяин гордо ею
И думает, что завтра загремит
Молва о нем, хвалой повсюду вея, —
И праздником доволен он своим,
И свет взыскательный доволен им!

И ни один из двух не угадает,
Как много здесь страдальцев собралось,
Какие вопли сердца заглушает
Торжественный оркестр… и сколько слез,
Непролитых, обратно западает
На грудь безмолвных жертв, как много гроз,
Семейных тайн, размолвк, глухих стенаний
Здесь бродит средь безумных ликований!

5

Вот старый муж молоденькой жены,
Красавицы, кокетки, словом, львицы
С улыбкой и коварством сатаны,
Кому она отличной ученицей.
Зато ей все сердца покорены,
Все на цепи у мощной чаровницы, —
И бедный муж, с полдюжиной других,
Лежит у ног ее, лобзая их.

И он ревнив!.. Как Аргус баснословный,
Он стережет ее и день и ночь.
Тень юноши ему уж тать любовный,
И эту тень готов прогнать он прочь!
Он чувствует: меж ними бой неровный
И уберечь жену ему невмочь!..
Влюблен и стар, влюблен и лыс, и гадок, —
Ему ль не страшен модных львов нападок?

И многим уж за то старик смешон.
В душе его они ведь не читали!..
В руках жены записку видел он —
Она должна отдать ее на бале…
Кому?!. Меж всех кто ею предпочтен?!.
Чьи происки кокетку привязали?..
Старик глядит на дверь, и на часы,
И на жену… Он рвет себе усы,

Он стал бы рвать и волосы седые,
Да нету их!.. Забившись под жилет,
Ногтями в грудь впились, как черви злые,
Его пять пальцев — и кровавый след
Оставили… Уста его немые
Грызут и рвут у ней взятой букет…
И судорги ревнивого сомненья
Искорчили ревнивца… Где же мщенье?!.

А между тем веселая жена
Мелькнет пред ним, грацьозно вальсируя,
Потом пройдет, слегка преклонена
На руку кавалера… и не чуя
Грозы над головой, упоена,
Блаженствуя, блистая, торжествуя, —
Пошепчется в углу она с одним,
Дарит другого взором огневым,

А третьего улыбкой миловидной —
Чтоб все равно довольны были б ей
И никому не стало бы завидно!..
Чем кончится нередкий случай сей?
Огласкою, для двух семейств обидной?
Иль сценою, забавной для людей?
Иль поединком, смертью человека —
За вздор и блажь, в угодность мненью века?..

А газ горит. А музыка гремит,
А бал блестит всей пышностью своею.
Толпа гостей по комнатам кипит.
Любуется хозяин гордо ею.
Он думает, что завтра протрубит
Молва о нем, хвалой повсюду вея.
И праздником доволен он своим,
И мнит, что все вокруг довольны с ним!

6

Но шум в дверях… Вошла — не то богиня,
Не то царица… фея, может быть!..
Движенья, поступь, взор — в ней всё гордыней
И силой дышит, словно победить
Она пришла… Княгини и графини —
Пред ней померкло всё! Не отразить
Ни красоты ее, ни обаяний,
Ни блеска, ни ума, ни чарований!

Наряд ее как облако парит,
На ней горят алмазы дорогие;
Глаза горят жарчей — и жар ланит
Сливается с их блеском; снеговые
Плеча и руки тверды как гранит,
Прозрачны как янтарь, а шелковые
Густые косы улеглись с трудом
Над мыслящим таинственным челом.

«Как хороша!..» — Она, по крайней мере,
Не жертва, не страдает, не грустна?
Она?!. Любви словам, мольбам поверя,
Свою любовь дала за них она.
Бесстрашно, не хитря, не лицемеря,
Любила, всей душою предана,
Восторженно и свято, так сердечно,
Что страсть свою считала вековечной.

А он такой любви не понимал
Иль, просто цену знать ей не умея,
Он счастьем невзволнованным скучал;
Над ним оно лежало, тяготея,
Как плен, как цепь. — Но он пред ней молчал…
В нем не было ни истого злодея,
Ни полного героя. Нет, увы!
Едва ль нашли б в нем человека вы!

Он променял любовь души высокой
На чувственный и мелочной разврат.
Он пал… так непростительно глубоко,
Так низко, что взглянуть не смел назад,
На прежний рай, на свой Эдем далекий,
Где херувимом у запретных врат
Минувшая любовь его стояла
И грешника безмолвно отвергала.

Она?.. — Она стерпела!.. Бог послал
На то ей сил!.. Иль слабою женою
Как трость она склонилась — и обвал
Пронесся над поникшей головою…
Короче, сон блестящий миновал,
Она очнулась, — нищая душою,
Пред пепелищем тщетных чувств своих,
Расхищенных надежд и грез пустых.

И не легко ей было!.. С испытаньем
Не скоро примирилася она:
Не раз своей тоской, своим страданьем,
Бессонницей своей оглушена,
Конец и смерть звала она желаньем…
Недавно на окраине окна,
Готовая упасть, она стояла…
Молчанья чутким ухом ожидала…

И броситься хотела… Но тогда
На улице вдруг чей-то голос шумный
Гульливо рассмеялся… От стыда
Опомнилась она… Тоски безумной
Ей совестно вдруг стало, — и когда
Взглянула вниз, невольно, неразумно, —
С товарищем узнала там его,
Хмельного… Не видал он ничего!..

И нынче, в первый раз со дня разлуки,
Они должны здесь встретиться, сойтись;
И для того терзающие муки
В груди ее мгновенно улеглись;
И для того следы забот и скуки
С лица ее исчезли и зажглись
Ее глаза, мечты, тщеславье, воля —
И слез своих она не помнит болей!..

Нет! Помнит их!!. Затем, чтоб отомстить,
Чтоб показать спокойное презренье,
Чтоб пред собой, пред светом искупить
Напрасное, слепое сожаленье!..
Сегодня бал! А завтра, может быть,
Она проснется в горе и волненьи…
Но здесь она должна блестеть, сиять
И в прах его без милости попрать!..

И много их еще здесь перед нами,
Гладиаторов на битве роковой, —
Хотя в наш век не с тиграми и львами
Им суждено вступить в кровавый бой!
Нет, в них самих — с их горем, с их страстями —
Свершается борьба их!.. Нет! — С судьбой
На жизнь и смерть должны они сражаться
И свету, умирая, улыбаться…

А газ горит, а музыка гремит,
А бал блестит всей пышностью своею.
Толпа гостей волнуется, кипит.
Любуется хозяин гордо ею.
Он думает, что завтра прожужжит
Молва о нем, хвалой и лестью вея.
И праздником доволен он своим,
А свет, почетный гость, доволен им!

Добавить комментарий