Памяти А. Твардовского
Седой и смуглый генерал.
Весь в орденах, как в латах.
На клубной сцене вспоминал
Свой путь, друзей крылатых.
Неповторимы времена
Мальчишеских идиллий.
Неповторимы имена.
Которые любили…
Горел великий ореол,
Мы верили с друзьями,
Что круглосуточно орел
Парит под облаками.
Спасать на льдине четверых
Рвались в любой квартире.
Но гибли тысячи других
Во глубине Сибири.
Быть может, зная эту боль.
Но и помочь не в силе.
Вы, как поэты в алкоголь,
В рекорды уходили.
Той темы не коснусь пером
Попутно и поспешно.
Я не о том, я не о том.
Хоть и о том, конечно.
Но вы сказали под конец:
— Когда б не время, верьте.
Пахал бы землю, как отец
Ее пахал до смерти.
Подумать только — генерал!
Нет, генерал не пахарь.
Зал эту шутку принимал
И, принимая, ахал.
Зал аплодировал еще,
Он знать давал, ликуя.
Что понимает хорошо
Дистанцию такую.
С грехом и горем пополам
Тот самодержец умер.
Но прокатился по рядам
Его державный юмор.
Я понимаю, генерал.
Не та, не та эпоха.
Но ведь и Лев Толстой пахал,
А разве это плохо?
При громкой славе на виду.
Простите откровенье.
Откуда к черному труду
Негласное презренье?
Не дай мне Бог надеть узду
Угрюмого урода.
Но если каждому звезду —
Не хватит небосвода.
Пускай иной трудом долез,
Свою звезду нащупал.
Его, качая, до небес
Бросать опять же глупо.
Не в том, что, вырвавшись из тьмы.
Чего-то достигаем,
А дело в том, что вы и мы
Россию постигаем.
Но силу права между тем
Мы путали с мандатом…
«Кто был ничем, тот станет всем…»
И даже депутатом?
Да я и сам не доверял
Случайным тем приметам.
Нет, не придирка, генерал.
Ах, если б только в этом…
Меня тревожит юный зал,
И если я запальчив,
Прошу прощенья, генерал.
Но ведь и я не мальчик.