1
Итак: вокруг деревни чахлый виноград,
тишь серых облаков, и холм желтеет вяло,
прохлада родника: двуслойный свет зарцала
блеск камешков и чернь теней хранят.
Путь осени, кресты в вечерний свет скользят,
поют паломники, кровавых вервий взмахи.
Тень одинокого ушла в себя и в прахе
листвы бредёт, о бледный ангел, через сад.
Из мрака дует фен. И нимфы всласть визжат
из-под сатиров; похоть пастырей унылей:
персты безумья их в гирляндах белых лилий
в златой алтарь Творца вцепиться норовят.
2
Ему в смягченье — капелька росы одна
на розмарине: прёт из гробовых разъятий
и богадельни дух горячки и проклятий.
Скелет из склепа встал — кость мшиста и бледна.
Вся в синей слизи, под вуалями жена,
чьи волосы от слез грязны и шелудивы,
мальчишки видят сны в ветвях засохшей ивы,
проказа ест их лбы — прохладна и влажна.
А вечер нежится у круглого окна;
Святой ушёл — а раны на холсте зияют,
из нимбов ангелочки выползают,
отхаркиваясь в тёрн — и харкотня красна.
3
В гной ладан льёт слепой, весь изъявлен.
Блеск одеяний, факелы; псалмы гнусавят;
девицы плоть Христа отравой губ слюнявят;
овосковев, сквозь огнь и чад ступают вон.
В полночном танце прокажённый обращён
в кукушку дохлую. Сад чудных превращений;
гримас цветов, улыбок, острых ощущений;
и чёрный тёрн уже созвездьем оплетён.
О, бедность, нищий суп, хлеб, сладкий лук и со
и грёзы тихой жизни в хижине у леса.
Над желтизной полей небесная завеса,
как встарь, колоколов вечерний перезвон.