1
Явилась впервой мне в час дивный она:
Лежал я под сенью цветущей сирени, —
Играли лучи сквозь дрожащие тени,
На высях и долах царила весна.
И солнце всходило, и пел соловей,
И ласточек в небе резвилася стая,
И ясные капли катились, блистая,
Как слезы блаженства с душистых ветвей.
И, вторя ликующей, пышной весне,
Резвились мечты мои, тешились смело,
И плакало сладко и радостно пело
Шестнадцатилетнее сердце во мне.
Мне новое словно далося чутье,
Звучали отвсюду мне звуки привета;
И весь этот мир ароматов и света,
И солнце, и небо — всё было мое.
Далеко стремить захотелось свой бег.
И вдруг мне она, улыбаясь, предстала,
Чудесная, сбросив с лица покрывало,
В наряде, блестящем как девственный снег;
С венком благовонным на ясном челе
Стояла, глазами в глаза мне сияя,
Она предо мною, посланница рая,
Несущая радость и счастье земле.
Сквозь шепот ветвей говорила она
И сквозь соловья переливные трели:
«Идем! нам есть в мире высокие цели;
Сподвижницей смелой тебе я дана.
Я силами грудь переполню твою,
Живительно буду ее волновать я,
Заветные в ум твой вложу я понятья,
И пламень восторга я в душу волью.
И всем помогу я стремленьям твоим,
Пойду, как слуга, за тобою повсюду;
И долго твоею я спутницей буду,
И много житейских мы зол победим,
И много блаженства нас ждет впереди».
Она говорила; и в светлую фею
Я взоры вперял, упоенные ею,
И слушало сердце, трепеща в груди.
2
Она в день грустный, в час невзгодный
В последний раз ко мне пришла:
Серела пеленой холодной
В полях туманов полумгла.
Бесцветны были и унылы,
Как дол и скаты, небеса,
Все замирали жизни силы,
И все немели голоса;
Невнятно, как больной тоскливый,
Роптал лишь бор издалека;
Чуть двигаясь над сжатой нивой,
Тянулись тяжко облака.
И тот же самый край был это,
И тот же дол, и тот же сад,
Где мы сошлись в лучах рассвета
Пятнадцать лет тому назад.
И гас заката луч багровый,
На землю листьев желтый рой
Ложился; и в игре суровой
Взвивал их ветр с земли сырой.
Вились, как пестрые их груды,
В уме моем, средь тишины,
Мои увядшие причуды,
И упования, и сны.
И вдруг, очнувшися душою
От горестного забытья,
Ее опять перед собою
Нежданную увидел я.
Не гостью радостной, как прежде,
Не с ясным взглядом торжества,—
В обезображенной одежде
Она стояла, чуть жива,
Вся одичалая, немая,
В уныньи тяжком и тупом,
Изнеможенно поникая
Своим развенчанным челом.
«К чему ты здесь? — сказал я глухо.—
Ко мне вотще не приходи;
Ты сберегла ль мне силу духа,
Отвагу сердца, жар груди?
Я знал с тобой одни утраты
И бедоносные мечты;
Изменница! мне солгала ты,
Мне ненавистна стала ты».
— «Несчастный!—тихо прошептали
Ее дрожащие уста.—
Взгляни и вспомни: не была ли
Я и прекрасна и свята?
Припомни, что сбылося с нами
С тех дней до нынешнего дня;
Какими дикими путями
Повел, жестокий, ты меня.
Я отдалась тебе всецело,
Твоею сделалась рабой,
И расставаться не хотела,
Безумец жалкий, я с тобой.
Сует я часто гул презренный
Воззваньем честным прервала,
Твердя про труд благословенный,
Про долговечные дела.
Но дальше мчал меня ты люто
Стезею бедствий и грехов;
Тебе я мирного приюта
Не раз указывала кров,—
Но ты шел мимо, в злой тревоге
Бессмысленно меня губя.
Порой, измучась, на дороге
Я отставала от тебя.
Тогда ты звал меня сердито,
И вновь старалась я идти,
И вот, — тобою я убита,
Мне нет спасения, прости!»
И, говоря, она редела
Как сон, бледнее и бледней,
И чуть лишь отделялась бело
От окружающих теней.
И я, в вражде с самим собою,
Глядел, и сердце облилось
Внезапно теплою струею
Моих невыплаканных слез.
«Постой! пойдем мы вместе снова,—
Воскликнул я, — останься мне!
Дай мне безумия былого
Ошибку искупить вполне.
И если, бедная подруга,
Нам расставаться суждено,
Так пусть обнимем мы друг друга
Хоть на мгновение одно.
Святым лобзаньем примиренья
Мою ты душу оживи;
Дай мне минуту вдохновенья,
Минуту счастья и любви!»
Печальной дрогнули улыбкой
Ее черты; едва видна,
Мелькала полосою зыбкой
В вечернем сумраке она.
«Так кто ж ты? — вскрикнул я невольно. —
Откуда ты? зачем же вдруг
С тобой расстаться мне так больно?
Кто ты, скорбящий, странный друг?
Кто ты, пришедшая сначала
Ко мне как радость бытия?»
— «Меня уж нет, — она сказала. —
Была я молодость твоя».