Она росла среди перин, подушек,
Дворовых девок, мамок и старушек,
Подобострастных, битых и босых…
Ее поддерживали с уваженьем,
Ей ножки целовали с восхищеньем —
В избытке чувств почтительно-немых.
И вот подрос ребенок несравненный.
Ее родитель, человек степенный,
В деревне прожил ровно двадцать лет.
Сложилась барышня; потом созрела…
И стала на свободе жить без дела,
Невыразимо презирая свет.
Она слыла девицей идеальной:
Имела взгляд, глубокий и печальный,
Сидела под окошком по ночам,
И на луну глядела неотвязно,
Болтала лихорадочно, несвязно…
Торжественно молчала по часам.
Въедалася в немецкие книжонки,
Влюблялася в прекрасные душонки —
И тотчас отрекалась… навсегда…
Благословляла, плакала, вздыхала,
Пророчила, страдала… всё страдала!!!
И пела так фальшиво, что беда.
И вдруг пошла за барина простого,
За русака дебелого, степного —
. . . . . . . . . . . . . . .
На мужа негодуя благородно,
Ему детей рожала ежегодно
И двойней разрешилась наконец.
Печальная, чувствительная Текла
Своих людей не без отрады секла,
Играла в карточки до петухов,
Гусями занималась да скотиной —
И было в ней перед ее кончиной
Без малого — четырнадцать пудов.