Как торопилась нынче Дуня!
Посуду мыла, пол мела,
И в самовар заглохший дула,
Кого-то, видимо, ждала.
Она с такою пышной чёлкой,
С такой пленительно-льняной.
И в юбке выглаженной, чёрной,
И в кофте новой, шерстяной.
Ах, Дуня, ты других не хуже,
Тебе уже под тридцать пять.
Вот только б мужа надо, мужа.
Да где хорошего-то взять?
А этот… Смеркнет – мокрым лугом
Приходит, грузен и небрит.
Он дышит водкою и луком,
Он так примерно говорит:
«Ты, Дунька, брось такое дело.
Царевну из себя ломать.
Тебе ж за тридцать полетело,
Давно бы надо понимать.
Не бью я выпимши посуду
И у народа на виду.
Я, Дуня, бить тебя не буду,
Я завтра жить к тебе приду…»
И Дуня тихнет,
Дуня никнет,
И к сердцу кулачок прижат.
И губы красною брусникой
На белом стынут и дрожат.