1
– Пойдем, пойдем, моя радость,
пойдем с тобой по нашему саду,
поглядим, что сделалось на свете!
Подай ты мне, голубчик, руку,
принеси мою старую клюшку.
Пойдем, а то лето проходит.
Ничего, что я лежу в могиле, –
чего человек не забудет!
Из сада видно мелкую реку.
В реке видно каждую рыбу.
2
Что же я такое сотворила,
что свеча моя горит не ясно,
мигает, как глаза больные,
бессонные тусклые очи? –
Вспомню – много; забуду – еще больше.
Не хочу ни забывать, ни помнить.
Ах, много я на людей смотрела
и знаю странные вещи:
знаю, что душа – младенец,
младенец до последнего часа,
всему, всему она верит
и спит в разбойничьем вертепе.
3
Женская доля – это прялка,
как на старых надгробьях,
и зимняя ночь без рассказов.
Росла сиротой, старела вдовой,
потом сама себе постыла.
Падала с неба золотая нитка,
падала, земли не достала.
Что же так сердце ноет?
Из глубины океана
выплывала чудесная рыба,
несла она жемчужный перстень,
до берега не доплыла.
Что в груди, как вьюга, воет?
Крикнуть бы – нечем крикнуть,
как жалко прекрасную землю!
4
Кто родится в черный понедельник,
тот уже о счастье не думай:
хорошо, если так обойдется
под твоей пропащей звездою.
Родилась я в черный понедельник
между Рождеством и Крещеньем,
когда ходит старая стужа,
как медведь на липовой ходуле:
– Кто там, дескать, варит мое мясо,
кто мою шерсть прядет-мотает?
и мигали мелкие звезды,
одна другой неизвестней.
И мне снилось, как меня любили
и ни в чем мне не было отказа,
гребнем золотым чесали косы,
на серебряных санках возили
и читали из таинственной книги
слова, какие я забыла.
5
Как из глубокого колодца
или со звезды далекой
смотрит бабушка из каждой вещи:
– Ничего, ничего мы не знаем.
Что видели, сказать не можем.
Ходим, как две побирушки.
Не дадут – и на том спасибо.
Про других мы ничего не знаем.
6
Были бы мастера на свете,
выстроили бы часовню
над нашим целебным колодцем
вместо той, какую здесь взорвали…
Было бы у меня усердье,
шила бы я тебе покровы:
или Николая Чудотворца,
или кого захочешь…
Подсказал бы мне ангел слово,
милое, как вечерние звезды,
дорогое для ума и слуха,
все бы его повторяли
и знали бы твою надежду… –
Ничего не надобно умершим,
ни дома, ни платья, ни слуха.
Ничего им от нас не надо.
Ничего, кроме всего на свете.
7
По дороге длинной, по дороге пыльной
шла я и горевала –
знаешь, как люди горюют?
Когда камень поплывет, как рыба,
тогда, говорю, и будет
для души моей жизнь и прощенье.
Поплывет себе камень, как лодка,
легкая при попутном ветре,
расправляя золотые ветрильца,
пестрые крапивницыны крылья,
золотыми веслами мелькая
по дальнему шумному морю.
И что было, того не будет.
Будет то, чего лучше не бывает.
8
Ты гори, невидимое пламя,
ничего мне другого не нужно.
Все другое у меня отнимут.
Не отнимут, так добром попросят.
Не попросят, так сама я брошу,
потому что скучно и страшно.
Как звезда, глядящая на ясли,
или в чаще малая сторожка,
на цепях почерневших качаясь,
ты гори, невидимое пламя.
Ты лампада, слёзы твое масло,
жестокого сердца сомненье,
улыбка того, кто уходит.
Ты гори, передавай известье
Спасителю, небесному Богу,
что Его на земле еще помнят,
не всё еще забыли.
9
(Молитва)
Обогрей, Господь, Твоих любимых –
сирот, больных, погорельцев.
Сделай за того, кто не может,
всё, что ему велели.
И умершим, Господи, умершим –
пусть грехи их вспыхнут, как солома,
сгорят и следа не оставят
ни в могиле, ни в высоком небе.
Ты – Господь чудес и обещаний.
Пусть все, что не чудо, сгорает.