Постепенно рассветает.
Вот в мраке проступает
там, где ходики стучат,
смутно-белый циферблат.
На стене белеют снимки.
На столе светлеют сливки.
Спят отец и мать во тьме,
как на белом на холме…
В эти родственные шири
я приехал из Сибири,
где заря на шесть часов
раньше всходит из лесов.
Потому-то я проснулся,
в синем мрак обманулся,
и лежу, и света жду…
Вот рассвет увел звезду.
Помню, раньше в это время
тесто в кадке шло, добрея,
раньше с пеньем петухов
просыпался отчий кров.
Но пойдя такие дали,
видно, мать с отцом устали.
В белых четырех стенах
спят на белых простынях…
В памяти война клокочет,
свадьбы дочерей топочут,
телеграммы от сынка
падают издалека.
Ну, а там, в моей Сибири,
уж часы обед пробили.
Солнце, краны в сотни тонн
Енисей берут в бетон!
В счет грядущей пятилетки
соболя заходят в клетки.
Там старается народ –
ест и пьет на год вперед!
Ну, а здесь – мурлычет кошка,
растолстела, как гармошка,
и варенье в погребке
пахнет сладко в холодке…
Рассветает постепенно.
Уж в избе светло отменно,
но еще отец и мать
не проснулись – над ждать.
Вот с звездами обои
засветились надо мною,
можно книгу открывать –
но лежат отец и мать.
Вот светло уж нестерпимо!
Лезет солнце с синькой дыма,
словно в окна бьют с утра
погранзон прожектора!
Но отец и мама дремлют,
утру все еще ее внемлют…
Да здоровы ли они?
Встань, пойди и загляни…
Я боюсь пошевелиться.
В окнах прыгает синица.
Нарастает яркий свет.
Никого-то в доме нет…