Есть такой небольшой городок,
Где полвека назад на слободке
В каждом доме стучал молоток
По колодке, по новой подметке.
Был за этой слободкой завод.
Много лет он стоял недостроен.
По соседству ютился народ,
Промышлявший отходами боен.
По большому пустому двору
Летом целые дни и недели,
Извиваясь, крутясь на ветру,
Пузыри и кишки шелестели.
Рыжий мальчик, сидевший на тыне,
Точно всадник лихой на седле,
Караулил арбузы и дыни,
Что лежали кругом на земле.
На слободке убогой и пьяной,
Где по праздникам били стекло,
Во дворе меж густого бурьяна
Наше раннее детство прошло.
Помню, брызнуло с треском окошко
В день, когда одноглазый сосед
Бил сапожной колодкой Митрошку,
Кавалера семнадцати лет.
А в хибарке, стоявшей напротив,
Била рыжую девушку мать.
Но за что она била Авдотью —
В это время не мог я понять.
* * *
В девяностых годах это было.
Мой отец на заводе служил,
Где варили казанское мыло.
На заводском дворе он и жил.
Был заводишко тесным и темным,
Но тогда этот мрачный подвал
Нам казался заводом огромным.
Полподвала помост занимал.
На помосте отец и рабочий —
Рябоватый Василий Козлов —
Проводили бессонные ночи
У наполненных мылом котлов.
Днем и ночью кипящее мыло,
Точно синее море, бурлило,
Расходилось, сходилось опять,
Угрожая волною обдать.
Очень жаркой, пахучей и едкой
Эта мыльная пена была.
И отец мой в ожогах нередко
Возвращался домой от котла.
Мыло скоро твердело и стыло.
Не могу я припомнить отца
Без налетов казанского мыла
От подметок сапог до лица.
Как, бывало, грущу я украдкой
И сержусь и ропщу на судьбу,
Увидав, что волос его прядка
Прилипает от мыла ко лбу.
Редко видел я лоб этот кроткий
Без морщины тревог и забот
В те часы, когда вечер короткий
Оставлял нам для встречи завод.
Больно дрались отцы на слободке.
Мы не знали ни палки, ни плетки.
Наш отец нас ни разу не бил.
Человек он был строгий, но кроткий.
И хорошую книжку любил.