Народное преданье
Издалёка, отцы, к вам в обитель я шла,
Как дошла — и сама уж не знаю;
Видно, божия сила меня провела
По безлюдному вашему краю.
Глушь-то, глушь-то какая!.. Идешь целый день
Ни души на дороге не встретишь,
Рада-рада, коль дальний дымок деревень
Или крест колокольни заметишь.
Об обители вашей далёко идут
Между темным народом рассказы:
В старину сам угодник нашел в ней приют,
Укрываясь от светской заразы…
Сам, своими руками, на храм ваш принес
Первый камень смиренный святитель,
И сподобил его за смиренье Христос
Чудесами прославить обитель.
Не собраться бы к вам, да нужда помогла;
Отпросись, помолилась я богу,
Попрощалась с селом и пошла, в чем была,
По рассказам да спросам в дорогу…
Сам Христос вам, отцы, даровал благодать
Врачевать нас, объятых скорбями, —
Уврачуйте ж меня вы, бессчастную мать! —
Припадаю я к вам со слезами.
Был сынок у меня; грех промолвить упрек,
Жили с ним мы без ссор и без брани, —
Тих да ласков, меня он, как душу, берег,
И души я не чаяла в Ване!
Вырос парень на диво: красавец собой,
Статный, рослый, везде поспевает…
Точно шутит, бывало, идет за сохой,
Точно обруч подкову ломает…
Да случилась беда с ним: прошедшей зимой
Снарядился он в лес за дровами, —
А навстречу наш барин опушкой лесной
Едет с псовой охоты с гостями.
Загляделся мой парень — сосед-генерал,
Егеря, доезжачие-хваты, —
Загляделся, — шапчонки-то сдуру не снял —
И попал, горемычный, в солдаты.
Что ж, бог дал, бог и взял, — я не стала роптать,
Обнялась с ним, кручину скрывая,
И пошел он, мой сокол, с полком воевать
На чужбину из нашего края…
Где он, что с ним — не знаю; слыхать стороной,
Будто враг одолел нас сначала,
А потом мы сошлись с ним под Белой Москвой,
И Москва, как свеча, запылала…
И как будто бежал он за море от нас,
И за ним мы в погоню погнали;
Только где ж это море, спрошу я у вас?
Вы учены, чай, вы и слыхали…
Правда всё это, нет ли, — но в сердце моем
Нет покоя: встает предо мною,
Как живой, мой Ванюша и ночью и днем,
В ратном поле, под Белой Москвою…
Снится мне, что лежит он, обнявшись с врагом,
А в груди его тяжкая рана…
Дым от вражьих пищалей нависнул кругом,
Словно полог ночного тумана…
Крики, стоны, рыданья, стук конских копыт,
Барабаны гремят не смолкая,
А вверху, над страдальческим полем, кружит
Черных воронов хищная стая…
И лежит он и стонет… Померкнул в очах
Ясный свет от томительной муки,
Запеклась богатырская кровь на устах,
Разбросались могучие руки;
И как будто меня он, родной мой, зовет,
Будто просит он пить, изнывая;
И копытом промчавшийся конь его бьет,
Оглушает гроза боевая…
Нет отбою от дум!.. Не отгонишь их прочь,
Не сомкнешь утомленные очи,
Не сомкнешь напролет всю осеннюю ночь, —
А длинны они, темные ночи!
Без сынка-то так пусто, так глухо в избе!..
Чуть приметно лучина мигает…
Тишь, да черные думы, да ветер в трубе,
Как над мертвым, немолчно рыдает!..
И надумалась я… Запылало огнем…