Луцилия приветствует Сенека!
Согласен я с решением твоим:
Уйди от дел, прикрой спокойно веки.
Скрывай безделье — что кичиться им?
Для мудреца весь мир открыт для службы,
Его обитель выше, чем сенат.
Ни Божьему, ни бренному не чужды,
Философы о вечном говорят.
Не похваляйся радостным досугом,
Скажи: не «философия» — «болезнь»,
Не окружай себя секретным кругом,
Пусть думают: тобой владеет лень.
Нас явное нисколько не тревожит,
Ломятся только в запертую дверь.
Скрываясь, ты преследованья множишь,
И вызываешь множество потерь.
Уйдя от дел, беседуй сам с собою…
со злостью, так, как люди — о тебе.
Займись — с душевной слабостью борьбою,
И преуспей в безжалостной борьбе.
Изъяны тела видит, знает каждый:
Один — желудок рвотой исцелит,
При болях ног — не пьют вина, хоть жаждут,
Диетами изводят целлюлит.
Когда бы я имел больные вены,
Носильщиков прислал бы ты за мной…
Но язва, что лечу я, сокровенна:
В душе моей надрыв и давит гной.
Не жажду восхваленья неземного:
«Муж славный! Все презрел и осудил!» —
Я осудил себя лишь… и больного,
А не врача, в себе я находил…
Хочу, чтоб ты подумал, расставаясь:
«Я в нем ошибся, приняв за того,
Кто учит жизни… А ушел, зевая:
Лишь праздность я заметил у него.»
Прими, Луцилий, изреченье: «Праздность
Прекрасней дел, оставленных тобой.»
Мирская власть — для многих труд напрасный,
Нечистый, ненавистный всей толпой.
Пусть превзойдут меня богатством, саном,
Хвалой толпы, что жаждет угодить…
Но, им — недолга бренная осанна,
А я — хочу фортуну победить!
Эх, если бы с рожденья благо мерить,
Пред смертью не пришлось бы нам пенять…
Хоть опыту не медли в том поверить,
Что разумом давно пора понять.
Мой возраст тем хорош, что все пороки,
Отбушевав, не трогают меня.
Кто поздно начал, тот успеет к сроку,
Пришпорив благодатного коня.
Пусть молодежь, сочтя себя умнее,
Мне говорит: Все в мудрости старо.
Попозже говорить готов я нею…
Пусть раньше повзрослеет.
Будь здоров.