Архитектор Юрий Фельтен
все заворожил умы.
Эрмитаж, решетка в Летнем,
набережная Невы…
А мое пленили сердце,
мой очаровали взгляд
иноверческие церкви,
что в стороночке стоят.
Немцу, шведу, армянину
Фельтен строил островок,
чтоб, заброшен на чужбину,
человек бы выжить мог.
Чтоб имел укромный угол.
Чтоб эстляндец или финн
о далеких близких думал,
но не мнил, что он один.
Чтоб купцы из Эривани,
вспоминая дальний дом,
чуть поменьше горевали
в Петербурге ледяном.
Фельтен зодчий был. А зодчий,
если в нем хоть что-то есть,
дарит хлеб заботы отчей,
а не плевелы эстетств.
Он берет в свою опеку
старца, девушку, дитя,
он смягчает человеку
боль и холод бытия.
В этом суть. А все красоты,
все ужимки и прыжки —
лишь забавны. Ну, кого ты
удивишь, как ни пляши!
Церковь, памятник ли, площадь,
дом, ограду, павильон
сочиняешь, будь попроще —
мы и так тебя поймем.
В пышном городе ампирном
(Главный Штаб, Сенат, Синод)
тонким лириком интимным,
будто грек на фоне римлян,
милый Фельтен предстает.
Милый, мудрый, добрый Фельтен,
мастер малых базилик,
тем красив, что не эффектен,
тем велик, что не велик.
Право слово, чудом редким
был среди других, больших,
этот малый архитектор,
свет и радость малых сих.