Несется весть,
Что будто колдуны, конечно, в свете есть,
И если должно верить,
Так должен я и сам сие за правду мерить;
А ежели за ложь приемлют весть сию,
Так я за что купил, за то и продаю.
Село стояло,
Велико или мало —
Того не знаю я,
Лишь знаю, что в селе жила Ворожея,
Котора дьяволам на жертву приносила
Прокляты ворожбы,
И через то ей дьявольская сила
Покорна так была, как барыне рабы.
Она могла луну лишати света,
Деревья иссушать средь лета,
Чрез дьявольскую мочь
Из дня творила ночь,
А по зимам цветы произрастала
И ворожбой своей блистала.
В ее послушности был Стикс и Ахерон,
И сам Харон
По повелению ее людей из света
Перевозил во ад в цветущие их лета,
Погибнувших различными смертьми;
И словом, баба эта
Была царица над чертьми.
У сей Ворожеи пропала вещь бездельна —
Любимая ее собачка вдруг постельна.
Несносная печаль!
Собачки жаль.
С печали баба чуть зевает,
Наводит ночь,
Диаволов к себе из ада призывает
И им повелевает
Себе помочь
Чрез дьявольскую мочь.
Земные недры отворились,
И ветры в воздух устремились,
Нагнали грозны облака;
Лиется молния, как огненна река,
Пределы света попалить готова,
И только ждет колдуньина лишь слова,
Что скажет ей она.
Прибегли духи все и сам к ней сатана
И в трепете сие вещает:
«Вселенну гибель устрашает;
Ты можешь всё сожечь».
Ворожея не только внемлет речь,
Не делает и к сожаленью знака;
Ворчит. «Мне нужды нет,
Пускай погибнет свет,
Лишь только мне сыщись любезная собака».
Но что потом?
Блеснула молния, и грянул гром,
Убил Ворожею и сжег ее весь дом;
Вселенна в целости осталась;
Собака вечно не сыскалась.
Разбеглись дьяволы, как лестные друзья,
Погибла изо всех одна Ворожея.
Читатель, волен ты, тебе и думать вольно,
Что в свете есть довольно
Сей
Подобных Ворожей,
Которые рачат о пользе не чужей,
А только о своей.