Убит Муж на войне; Жена вдова осталась
И в горести своей стенала и терзалась:
«Кому вдовство мое, — вещает, — защитить?
И как остаток мне пожитку сохранить?»
Грустила год о том и с грусти умирала,
А умираючи — деревни потеряла.
Бессовестной душе обиду такову
Не жалко произвесть, чтоб разорить вдову.
Чтоб выздороветь ей — таков устав был неба;
Устав грабителей ей был — сидеть без хлеба,
Таскаться по миру и прицепить суму, —
Тягаться с ябедой не женскому уму.
Слезами облившись, под окна потащилась
И божьим именем несчастная кормилась.
Подав полушку ей, дал некто сей совет:
«В суде побей челом о деревнях, мой свет,
Не век тебе с сумой и в рубищах таскаться».
Она ответствует: «С чем в суд мне показаться?
Кто что мне ни подаст, я только тем кормлюсь;
Подьячие берут, так с чем я поделюсь?»
«Есть люди добрые, — ей говорят, — и тамо,
О деле говорить поди к судьям ты прямо».
Она, то выслушав, надежду что дают,
К судье приходит в дом, ан всеношну поют.
Она хотя тот день почти куска не ела,
Но богомольщика дождаться захотела.
Авось и он что даст. Как всеношну отпел —
«Увидеть льзя ль судью?» — Нет! спать судья пошел.
Слуги столкать с двора голодну осудили.
Вдова та просит, чтоб в подклет ее пустили.
«Нам тесно и без вас», — ответствовали ей
И дали тут толчок на ужин из дверей.
Заплакав, заклялась вдругорь к душам быть адским,
Пошед, попалася на улице десятским;
Без фонаря она, ей то в вину причли,
В полицию ее назавтра отвели;
Посажена в тюрьму, пришла ее кончина;
Чем выкупиться ей? у ней нет ни алтына.
Напрасно бедная твердила та Жена,
Что до конца во всем разорена она;
Суперники ее подьячих подкупили
И бедную вдову в остроге уморили.
Пример нам подает несчастная вдова,
Надежда в свете сем на правду какова:
Кто защищение и помощь потеряет,
Тот с праведливостью в гоненьи умирает.