За парком море бледною водой
На гладкий пляж беззвучно набегает.
И вечер обок с набожной звездой
Удобно облака располагает.
Напротив запада в домах — латунь,
А иногда мерцанье белой ртути.
Везде стригут, как рекрута, июнь.
Цветут сирени грозовые тучи.
И эпигоны соловья — дрозды
Стараются, лютуют в три колена.
А сам он ждёт, когда замрут сады
И для него освободится сцена.
Пускай уйдут! Тогда раздастся взрыв
Кристаллов в пересыщенном растворе.
И страсть, и клокотанье, и разлив,
И в воздухе явленье сжатой воли.
Откуда это в жалком существе,
В убогой горстке встрёпанного пуха,
Укрытого в спасительной листве, —
Подобное осуществленье духа?
И вот теперь — бери его врасплох,
Когда, забывшись на вершине пенья,
Оледенел, закрыл глаза, оглох
И не годится для самоспасенья.
Нет благозвучья, нету красоты
В том щёлканье, в тугих засосах свиста,
Но откровенья тайные пласты
И глубина великого артиста.
Не верю, что природа так проста,
Чтоб только данью вечной несвободы
Был этот полунощный взрыв куста
И перепады бессловесной оды.
И почему вдруг сердце защемит!
И свист пространства коротковолновый
Не зря нас будоражит и томит,
Как в семь колен мечта о жизни новой.