Дождь был. Слякоть. Гололедица.
Чувство грусти было. Сирости.
Даже Малая Медведица
В небе ежилась от сырости.
На углу ажаны кутались
В ихний плащ непромокаемый.
Под ногами дети путались
Вереницей нескончаемой.
А за ними, все ценители,
Все любители словесности,
Шли их взрослые родители,
Затоплявшие окрестности.
И от площади Согласия
До предместия парижского
Шла такая катавасия,
Песни, пляски Даргомыжского,
Вихрь стихов, дыханье мистики,
Трель сопрано соловьиного,
Речи русской беллетристики,
Пафос «Славы» Гречанинова,
Да концерты, все с квартетами,
С звуком говора московского,
С декламацией, с балетами,
С полной музыкой Чайковского,
Что ажаны с пелеринками,
Впав в великую прострацию,
Позабыли вдруг дубинками
И махать на эмиграцию.
А кругом, с зонтами черными,
В переулки хлынув узкие,
Густо шли путями торными,
Все валом валили русские.
И чужая, одинокая,
И ища противоядия,
Башня Эйфеля высокая
Рассылала всюду радио,
Все будила в мире станции
Звуком четким, как жемчужинка,
Что Париж — столица Франции,
А сама она француженка!..