— Долой Пушкина и Белинского,
Читайте Степняка-Кравчинского!
Прочитали, марш вперед.
Девятьсот пятый год.
От нигилизма — ножки да рожки.
Альманахи в зеленой обложке.
Андреев басит в Куоккале,
Горький поет о соколе.
Буревестник взмывает вдаль.
Читает актер под рояль.
— Эх, грусть — тоска…
Дайте нам босяка!
Идет тип в фуражке.
Грудь. На груди подтяжки.
Расчищает путь боксом,
Говорит парадоксом.
Я это «Я», не трожь!
Молодежь в дрожь…
Дрожит, но ходит попарно.
Читает стихи Верхарна.
Плюет плевком в пространство,
Говорит, что все мещанство…
А ей навстречу Санин.
Мне, говорит, странен
Такой взгляд на вещи!
А сам глядит зловеще,
И сразу — на жен и дев,
От Ницше осатанев.
А рояль уже сам играет.
А актер на измор читает.
Начинается ловля моментов.
Приезд, гастроль декадентов.
Стенька Разин в опале.
Босяки совсем пропали.
Полная перемена вкусов.
На эстраде Валерий Брюсов.
Цевницы. Блудницы. Царицы.
Альбатросы из-за границы.
Любовь должна быть жестокой.
У девушек глаза с поволокой.
Машу зовут Марго.
А в оркестре уже — танго…
Бьют отбой символисты.
Идут толпой футуристы.
Паника. Давка. Страх.
Облако, все в штанах!
Война. Гимны. Пушки.
Полный апофеоз теплушки.
Глыба ползет, сползает.
А Ходотов все читает.
На балкон выходит Ленин.
Под балконом стоит Есенин,
Плачет слезою жалкой,
Бьет Айседору палкой.
А актер, на контракт без срока,
Читает «Двенадцать» Блока.