Есть бытие; но именем каким
Его назвать? Ни сон оно, ни бденье;
Меж них оно, и в человеке им
С безумием граничит разуменье.
Он в полноте понятья своего,
А между тем, как волны, на него,
Одни других мятежней, своенравней,
Видения бегут со всех сторон,
Как будто бы своей отчизны давней
Стихийному смятенью отдан он;
Но иногда, мечтой воспламененный,
Он видит свет, другим не откровенный.
Созданье ли болезненной мечты,
Иль дерзкого ума соображенье,
Во глубине полночной темноты
Представшее очам моим виденье?
Не ведаю; но предо мной тогда
Раскрылися грядущие года;
События вставали, развивались,
Волнуяся подобно облакам,
И полными эпохами являлись
От времени до времени очам,
И наконец я видел без покрова
Последнюю судьбу всего живого.
Сначала мир явил мне дивный сад;
Везде искусств, обилия приметы;
Близ веси весь и подле града град,
Везде дворцы, театры, водометы,
Везде народ, и хитрый свой закон
Стихии все признать заставил он.
Уж он морей мятежные пучины
На островах искусственных селил,
Уж рассекал небесные равнины
По прихоти им вымышленных крил;
Всё на земле движением дышало,
Всё на земле как будто ликовало.
Исчезнули бесплодные года,
Оратаи по воле призывали
Ветра, дожди, жары и холода,
И верною сторицей воздавали
Посевы им, и хищный зверь исчез
Во тьме лесов, и в высоте небес,
И в бездне вод, сраженный человеком,
И царствовал повсюду светлый мир.
Вот, мыслил я, прельщенный дивным веком,
Вот разума великолепный пир!
Врагам его и в стыд и в поученье,
Вот до чего достигло просвещенье!
Прошли века. Яснеть очам моим
Видение другое начинало:
Что человек? что вновь открыто им?
Я гордо мнил, и что же мне предстало?
Наставшую эпоху я с трудом
Постигнуть мог смутившимся умом.
Глаза мои людей не узнавали;
Привыкшие к обилью дольных благ,
На всё они спокойные взирали,
Что суеты рождало в их отцах,
Что мысли их, что страсти их, бывало,
Влечением всесильным увлекало.
Желания земные позабыв,
Чуждаяся их грубого влеченья,
Душевных снов, высоких снов призыв
Им заменил другие побужденья,
И в полное владение свое
Фантазия взяла их бытие,
И умственной природе уступила
Телесная природа между них:
Их в эмпирей и в хаос уносила
Живая мысль на крылиях своих;
Но по земле с трудом они ступали,
И браки их бесплодны пребывали.
Прошли века, и тут моим очам
Открылася ужасная картина:
Ходила смерть по суше, по водам,
Свершалася живущего судьбина.
Где люди? где? Скрывалися в гробах!
Как древние столпы на рубежах,
Последние семейства истлевали;
В развалинах стояли города,
По пажитям заглохнувшим блуждали
Без пастырей безумные стада;
С людьми для них исчезло пропитанье;
Мне слышалось их гладное блеянье.
И тишина глубокая вослед
Торжественно повсюду воцарилась,
И в дикую порфиру древних лет
Державная природа облачилась.
Величествен и грустен был позор
Пустынных вод, лесов, долин и гор.
По-прежнему животворя природу,
На небосклон светило дня взошло,
Но на земле ничто его восходу
Произнести привета не могло.
Один туман над ней, синея, вился
И жертвою чистительной дымился.
Анализ стихотворения «Последняя смерть» Баратынского
Свою «Последнюю смерть» Евгений Абрамович Баратынский напечатал в «Северных цветах».
Стихотворение создано в 1827 году. Поэт еще молод, но военную службу уже оставил, вернулся к полноценной литературной работе, возобновил знакомства в пишущей среде. Наконец, женился. В эти же годы перелом в его мировоззрении только усиливается. Жанр – философский, размер – ямб с парной и перекрестной рифмой, 8 строф. Лирический герой – сам потрясенный поэт. Лексика возвышенная, композиция делится на 3 части, строй вполне в духе классицизма, впрочем, тема уже явно романтическая. Бытие меж двух миров, на грани сна и реальности – вот состояние, в котором чуткую душу поэта посетило видение о грядущих судьбах человечества. Он и сам не уверен, не выдумал ли его усилием ума или воображенья. Этот вопрос, впрочем, поэт считает второстепенным. «Судьба всего живого» в изложении Е. Баратынского выглядит так: ближайшая эпоха – с обилием всего, и в том числе – искусств. Почти возвращение в Золотой век. Культурная жизнь бьет ключом, эстетика во главе угла. Люди покорили все стихии, всюду следы человеческой деятельности, возведены даже искусственные острова. «Все как будто ликовало». Что настораживает автора? Казалось бы, «разума великолепный пир». «Я прельщенный»: сам поэт невольно поддался виденью царства просвещенья. Спустя несколько столетий он с ужасом замечает следы упадка. Сытые люди перестали действовать, мечтанья стали их пищей. Отвлеченные идеи заняли умы, а между тем, они стали забывать назначение простейших хозяйственных инструментов. Люди одичали, предавшись миражам. Земная жизнь им опротивела, семья перестала существовать. Началось вымирание, распад некогда великих цивилизаций. Спустя века – еще более «ужасная картина». Люди вымерли, звери и травы заполонили землю, однако тут нет и тени торжества природы над человеком. Напротив, все чувствуют себя неприкаянными. «Без пастырей безумные стада»: прямой и переносный смысл (второй – библейский). «Тишина воцарилась». Совершившееся поэт называет «позором». Финальные строки – об очистительной жертве. Поэт утверждал, что технический прогресс и даже расцвет искусств не заменяют жизни духа в человеке, ведут в иллюзорный мир. Мнимая победа над всяким вроде бы варварством, дискомфортом парадоксально привела к гибели, краху земного рая. Устаревшие формы слов: скрывалися, крылиях. Эпитеты: грубого, душевных. Инверсия: стояли города, исчезнули года. Перечислительные градации, анафоры. Метафора: подобно облакам.
Считается, что темный смысл «Последней смерти» Е. Баратынского обусловлен тем обстоятельством, что это фрагмент большой незавершенной поэмы.