Выхожу из кафе. Закуриваю, не глядя по сторонам.
Руки покрыты загаром, как труба дымохода – сажей.
Детки у лотка мороженщика щебечут: «А нам! А нам!»
Крики мокрых девчонок долетают с пляжа.
Мягкой, упругой походкой подхожу к продавщице.
Угощаюся пивом. Продавщице дарю шоколада плитку.
Она смущена. Я молча разглядываю её ключицы.
При этом мои губы изображают улыбку.
Затем отправляюсь на пляж, открывая по пути пиво.
В навозной лепёшке шавка выкусывает из паха блох.
Старушки продают семечки и перезрелые сливы.
За всем этим с неба внимательно наблюдает Бог.
У меня к нему, разумеется, ноль претензий.
(Чёрт подери, какая-то двусмысленная фраза.)
Собака, выбравшись из навоза, мочится на куст гортензий.
Тихо шуршит крона не обоссанного еще вяза.
С миром что-то случилось. Это болезнь.
Зараза соседствует с грязью, а в мире полно грязи.
Я б предпочитал не вмешиваясь наблюдать эту самую жизнь.
Её отпечатки, её переплетенья, связи.
Увы, это невозможно… Я был увлечён Кристиной.
У нее были удивительно красивые отпечатки
Пальцев. Время оплетает наши тела паутиной.
Поэтому она редко снимала перчатки.
Я знал одну юную нимфу. У нее был бритый лобок,
Серьга в левом соске и зеленая прядь на темени.
Время плетет паутину. Я – распутываю клубок.
Тем самым я как бы противоречу времени.
Чепуха насчёт времени. Я сказал это, чтоб подчеркнуть
Уровень пустоты, доводящий до исступления
Мой обессиленный разум. Я продолжаю путь.
Впереди меня ждет тоска и нераскрытые преступления.