Солнцеглаза была Зулейха
И всей мощью беспомощной сердца,
Как мечтание, как жениха,
Полюбила раба-иноверца,
А богата была и знатна
И всевластного старца жена.
Был взаправду Иосиф красив,
Нежен, строен, плечист и послушен,
Он при робости был прозорлив
И при мудрости был простодушен.
Госпоже был он верным слугой,
Но владел им Господь всеблагой.
Вряд ли видел сей раб Зулейху,
Ибо видеть ее опасался.
Может быть, он склонялся к греху,
Но при этом греху ужасался.
Грех в кумирнях смердел, он блестел
Костью, бронзой изваянных тел.
Стал почти что владыкой земли
Прежний раб. Вот, вельмож возглавляя,
Он скакал. Там лежала в пыли
И в отрепьях старуха слепая.
На нее посмотрел он с коня,
Чернь курчавых волос наклоня.
Верховые глядят, трепеща:
Это что — колдовство? или диво?
Где старуха? Конечно, нища,
Но зато молода и красива,
А глаза как два солнца горят
И лохмотья — как царский наряд.
То была Зулейха: в нищете,
В слепоте столько лет бытовала!
Он узнал ее: в каждой черте
Был огонь и любовь ликовала!
Всадник спешился, к сердцу прижал
Ту, которую сердцем желал.
Это стала планета иной,
Это капища власть прекратилась,
Это свет обновился земной,
Это в небо земля превратилась,
Ибо счастье с одной одного —
Торжество мирозданья всего.