В Тбилиси тёплый дождь. Дух пара и лаванды.
И в мареве дрожат стеклянные веранды.
Весь дивный кавардак из дерева и камня
дрожит в фонарной мгле, изломами светясь.
Дрожит метехский сброс, единственный на свете,
сионский силуэт и силуэт мечети.
И влага, пав с небес, уже – то мокрый камень,
то – мокрая земля, но никогда не грязь.
Что коршун на цыплят, вода летит с карнизов.
Не плачь, тебе пришлют в Саратов срочный вызов:
там сухо и тепло, и можно не бояться
ни дождевых червей, ни влаги дождевой…
Но вот беда: твоя, твоя погода эта,
твои и свет веранд, и темень минарета.
И, роя узкий ход в грузинской сладкой почве,
червяк, помилуй Бог, и тот, похоже, твой.
Кто маяться рождён, и тот привязан к маю.
Люблю бродячих псов, но кошек понимаю:
по мне, любой уход – предлог для возвращенья,
и свято место есть всегда в родном краю.
Ты позабудешь сад, но клён незабываем.
Взрастишь такой же клён, но он – неузнаваем.
Три новые любви, хоть душу отдавай им,
заменят ли одну, ту, первую твою?
Вокруг – вода и пар. Тепло, как в серной бане.
И завтра будет дождь. Люблю его заране.
Забытая душа запела на Майдане
свой рыночный, ручной, шарманочный напев…
Кто счастлив на земле? Чей дом – и сух, и светел,
кто горе пережил, а счастья не заметил!..
А этот так кричит, как разорённый петел.
– Куда? – кричит. – Куда?! И только дождь
в ответ.