Не ты ли мой отец? — Рука ввысь, будто башня, —
Не часть ли башни той, что я весь век творю?
Не ты ли мать моя? — Ведь я такой как есть я,
И дом любви дрожит от моего греха.
Не ты ли мне сестра? — И разве преступленье —
Узоры башенок? Моя ль, твоя ль вина?
А ты не брат ли мой, — карабкаясь на башню,
Мечтаешь летний день увидеть из окна?
А я? Я — и отец, и мальчик, восходящий
Ступенями, и я — сын матери моей,
Ребенок резвый и внимательно глядящий
На сумрачный залив. Я — летней плоти суть.
Я не сестра ль себе, и кто он, мой спаситель?
Я — все вы враз у предсказуемых морей,
Где птица с ракушкой в моей словесной башне
Болтают что-то над песком строки моей!
Ты — это все они! — мать нас кормя сказала.
Ты — это все они! Не строй же из песка!
(И Авраам встаёт, меня обрёкши в жертву),
Кто строил, кто ломал — то всё — твоя рука!»
Я существую. Да! — так повторяла башня,
Разваливаясь от удара вне времён,
И разрушителю моих безумий страшно,
Когда в кольце руин он мрачно вознесён,
Как людотворцы на сухом морском мираже…
Не ты ли мне отец над зыбкостью песка?
Ты царь сестёр своих, — внушал мне мол замшелый
И те, кто скучно жил по правилам игры.
Так задом наперёд не раскрутить ли землю?
На горе ветровым строителям утех?!
Во прах легли и дом любви, и башня смерти,
Не ведая о том, кто на себя взял грех.